Номер 32 (777), 19.08.2005

В последний год моей учебы на физмате университета директором физинститута (он существовал при университете как НИИ) вместо всеми уважаемого профессора Кириллова – ученого с мировым именем, был назначен профессор Глауберман. О нем говорили, как о талантливом физике, но нас он заинтересовал в первую очередь тем, что, как поговаривали, он и был тем самым ребенком, который скатывался в коляске с Потемкинской лестницы в знаменитом фильме Сергея Эйзенштейна "Броненосец "Потемкин". Нас весьма интересовал вопрос, случайно ли уважаемый профессор в младенчестве оказался приобщенным к кинопроцессу, ведь трудно поверить, что какая-то мать в здравом уме допустила бы такое рискованное мероприятие – ну, скажем, кто-то нечаянно толкнул коляску, и она покатилась по лестнице, а Эйзенштейн воспользовался ситуацией, или же из коляски предварительно был вынут ребенок, и дальше она катилась уже пустая?

Версий было много, впрочем, как и в кинолитературе. Словом, Глауберман заинтересовал нас, как персонаж из легендарного фильма.

Но нам и в голову не приходило, что практически мы все не раз сталкивались с другим, не менее, а скорее, более интересным персонажем этого фильма в лице, как нам казалось, обыкновенного безногого чистильщика обуви. Хотя в том, что человек никогда не носивший обуви (по крайней мере, с момента, когда он остался без ног), наводил глянец на чужие сапоги и туфли, могло бы заставить задуматься о парадоксах жизни.

Обратимся к киноэнциклопедическому словарю, к описанию сцены расстрела мирных жителей на Потемкинской лестнице (эта сцена не раз цитировалась в других фильмах и телепередачах). "Мерные, неотвратимые шаги солдат-карателей по лестнице, расстрелянный ребенок, детская коляска, скатывающаяся по ступенькам среди бегущих, кричащих, умирающих людей; лицо женщины, рассеченное казацкой нагайкой, залп по штабу карателей..."

Дополним цитату: и безногий молодой инвалид, убегающий вниз, перебирая ступеньки руками и отталкиваясь одной культей, и вдруг совершающий буквально акробатический трюк – прыжок на руки с высокого бокового парапета, и вынос тела вперед между рук для прыжка со следующего парапета.

Это и был Ваня Воробьев, Иван Адрианович, дядя Ваня – безногий чистильщик обуви.

Обратимся к книге Георгия Островского "Одесса море кино". Ей можно верить, потому что это "страницы истории далекой и близкой". Раскроем книгу на странице 84-й: "В "Потемкине" для Эйзенштейна был важен не актер, а "типаж", то есть человек, обладающий подходящими внешними данными. В фильме снимались и ассистенты Г. Александр, М. Гомов, А. Антонов, А. Левшин и безногий чистильщик обуви двадцатилетний Иван Воробьев, который всегда (и в послевоенные годы тоже) сидел со своим ящиком на углу улиц Советской Армии и Карла Либхнета, и которого до сих пор многие помнят как дядю Ваню..."

Итак, Ване Воробьеву было всего 20, когда 27-летний Сергей Эйзенштейн, совершающий свою революцию в кино, пригласил его участвовать в съемках фильма. К этому времени Эйзенштейн уже продекларировал свой творческий манифест "Монтаж аттракционов", в котором молодой режиссер противопоставлял традиционной драматургии соединение (монтаж) ударных воздействий (которые он именовал аттракционами), включающий элементы цирка, эстрады, плаката, публицистики. В сочетании с величавой композицией фильма, с его метафорами (гигантская волна, обрушившаяся на берег), эпизод на Потемкинской лестнице знаменовал то новое, что принес в кино Сергей Эйзенштейн.

И в это новое была заложена еще одна идея великого реформатора. Создавая свое кино, Эйзенштейн стремился уйти от голливудских фильмов, ставивших на звезд. Он стремился к тому, чтобы в его картинах был коллективный герой-народ. Отсюда огромное значение, которое Эйзенштейн придавал массовым сценам. И вместе с тем из массовых сцен, поставленных режиссером, без ущерба нельзя было бы убрать даже одного из персонажей. В том числе и Ваню Воробьева с его цирковым номером (интересно, что сам С. Эйзенштейн в годы преподавания в училище Пролеткульта целого ряда дисциплин преподавал и акробатику).

Но вернусь к моим воспоминаниям. Дядю Ваню я знала еще со школьных лет, то есть с тех пор, как меня одну (или с подружками) начали отпускать в кино. Жила я в 5-10 минутах ходьбы от кинотеатра имени Горького, что был как раз на углу улиц Советской Армии и Карла Либкнехта, то есть Преображенский и Греческой) там, где сейчас кафе "Жарю-парю"). Был еще и кинотеатр Уточкина, но он был подальше и от дома, и от школы (моя школа размещалась тогда в одном здании с нынешней школой № 121, там же ютилась школа им. Столярского). Кроме того, в к/т Уточкина работали массовики-затейники, а петь с ними каждый раз "Варяга" не очень-то хотелось, так что в основном мы бегали в кинотеатр Горького. Вот на том же углу, где был вход в кинотеатр, сидел и дядя Ваня. Мы все так к нему привыкли, что не представляли этого уголка Одессы без него. Возле дяди Вани всегда толпился народ, о чем-то горячо споря. Но когда он бывал один, вернее, один на один с клиентом, мы, как завороженные, смотрели, как мелькают в его руках щетки, и старые порыжелые туфли клиента превращаются в новенькие шикарные башмаки. Дядя Ваня поглядывал на нас и улыбался, очевидно, догадываясь, что и нам хотелось бы вдруг увидеть на своих тощих девчоночьих ногах блестящие, как лак, туфельки. Но, во-первых, не было денег, во-вторых, казалось стыдным сидеть этакой барыней и чтобы тебе чистил обувь инвалид (мы тогда не знали трагического детства дяди Вани, думали, что он потерял ноги на фронте. А в-третьих, о какой вообще чистке обуви могла идти речь, если летом мы в основном ходили в тряпочных, так называемых "балетках", осенью в резиновых ботиках, а зимой в валенках?

Уже будучи барышней, во всяком случае, мне послышалось, что так меня назвал дядя Ваня (у него был дефект речи, он косноязычно глотал слова), я один раз чистила у него, собираясь на свидание, надетые по этому поводу мамины туфли.

О том, что дядя Ваня снимался в "Потемкине", мне и моим друзьям в голову не приходило. Единственное, что став чуть постарше, мы уловили, это то, что кресло дяди Вани является центром притяжения футбольных болельщиков. В книге Б. Галинского "Черноморцы" (1969 г.), где автор пишет о болельщиках этой команды, он прежде, чем упомянуть легендарного Исаака Гроссмана, посвящает строки Ване Воробьеву:

"Из болельщиков мне запомнился Ваня Воробьев, безногий чистильщик обуви, он был завсегдатаем футбольных встреч.

Ваня-чистильщик был лично знаком с великим режиссером Эйзенштейном. Это он запечатлел Ваню падающим вниз по знаменитой одесской лестнице в выдающемся фильме "Броненосец "Потемкин".

Воробьев был долгие годы почитателем команды "Местран". Когда она побеждала, Ваня-чистильщик на рысаках появлялся в самых людных местах города.

Ныне Ваня влюблен в потомков "Местрана" – в черноморцев.

Как и прежде, он радуется победам любимой команды, но отмечает их более скромно – лихачей найти сейчас трудновато".

Позволю себе еще одну цитату. Журнал "Юность", 1969 г., очерк "Бейт Эдуарда Багрицкого": "Ни седовласые болельщики, в годы своей молодости стоявшие у колыбели одесского футбола, ни авторитеты из местной федерации – никто не может рассказать вам, кто организовал "Клуб под платанами" в сквере им. Советской Армии (Соборная площадь – Е.К.). Поговаривают, правда, что начало клубу положил популярный в Одессе безногий инвалид Ваня-чистильщик. Молодым Ваня снимался в эйзенштейновском "Броненосце "Потемкине" – очертя голову скатывался вниз по знаменитой лестнице. И теперь еще Ивана Андреевича (по в метрике – Адриановича – Е.К.) можно увидеть над его ящиком у кинотеатра им. Горького".

Думается, что автор "Бейтов" был прав. Учитывая дислокацию дяди Вани и "Клуба под платанами", а также футбольные страсти, кипевшие у дядиваниного кресла, клуб – детище дяди Вани.

Не помню, сколько еще лет просидел Иван Адрианович у к/т им. Горького со своим ящиком. В середине 60-х я переехала на Черемушки, а 31 марта 1974г. Иван Адрианович ушел из жизни, оставив преданную жену и троих детей – двух дочерей и сына. И теперь рядом со мной сидит его старшая дочь – Галина Ивановна и рассказывает о своем отце, память о котором она не только бережно хранит в душе, но и старается увековечить в своих стихах и скульптуре. (Иван Воробьев, сидя на своей тележке, водруженной на пьедестал, поднятой рукой приветствует любимую команду. А у подножья пьедестала – футбольный мяч и башмак на подставке).

Галина Ивановна рассказала о трагическом детстве отца. Собственно, до 7 лет оно не было трагическим.

Родился Ваня в зажиточной семье, на окраине г. Николаева. Дом его стоял напротив яхт-клуба, которым владел брат ваниного отца. В 1912 году на дом напали грабители (по одной из версий – казаки). Родителей Вани зарубили, сестру утопили в колодце, мальчика сбросили с обрыва. Дело было зимой, Ваня пролежал под обрывом всю ночь. В результате – сломанные обмороженные ноги пришлось ампутировать – одну по бедро, вторую почти до колена.

Ваню вырастил дядя. Молодым парнем в 20-х годах Ваня попал в Одессу. Здесь его выучил чистить обувь брат его будущей жены. Жил он тогда в подвале, туда же пришла к нему жить и молодая жена. Ее детство и юность тоже оставили страшные рубцы – и телесные, и душевные. А брак оказался счастливым. Никаких ссор в доме, бранных, тем более, нецензурных слов Галина никогда не слышала. Мать была женщина строгая. Во всяком случае, толпившиеся возле Ивана болельщики спешили ретироваться, когда возле его кресла появлялась супруга (и то правда, ведь они не давали подойти клиентам). А супруга появлялась часто. Во-первых, она была желанным гостем в к/т Горького (впрочем, как и в других кинотеатрах и театрах), кроме того, последние годы семья жила там же, на Преображенской, 42, где теперь заботами Галины Ивановны установлена мемориальная табличка с именем Ивана Адриановича Воробьева, а вскоре, Бог даст, появится и его фотография, и кадр из "Броненосца".

Так что, болельщики переходили под платаны Соборки, а Ваня брался за щетки. Но если в какой-то из дней шли футбольные баталии, Иван откладывал щетки, его подбирал притормозивший на повороте трамвай, и Ваня-чистильщик, превращаясь в Ваню-болельщика, уезжал на стадион.

В этом году исполнилось 100 лет со дня революции 1905 года и восстания на "Броненосце "Потемкине". Юбилей и у гениального фильма Эйзенштейна – 80 лет.

А 17 июля прошло столетие Вани Воробьева. Сто – восемьдесят – сто. Даты круглые, как Футбольный мяч, так много значащий в жизни Ивана Воробьева, Ивана Адриановича, дяди Вани – безногого чистильщика, самозабвенно любившего один из самых быстроногих видов спорта.

Он был не только колоритным персонажем Эйзенштейновского шедевра. Он был одним из тех колоритных персонажей, без которых Одесса не была бы Одессой.

Елена КОЛТУНОВА.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья