Номер 11 (1108), 23.03.2012

Вопрос, на первый взгляд, странный. Ведь мы уже привыкли к тому, что на одесских улицах - в подвалах, в люках, в подземельях - пребывают тысячи мальчишек и девчонок. По крайней мере, такими цифрами периодически будоражат СМИ. В самом деле, еще 10 лет назад в городе жили сотни беспризорных детей. Помня об этом, европейские журналисты по сей день приезжают поснимать детскую "натуру" одесских улиц. Однако в последний визит лондонского телеканала оказалось, что скандальные фильмы делать не о ком. Почему так случилось? Куда девались многочисленные "дети улицы"? За разъяснениями мы обратились к тем, кто занимается этой проблемой уже более двадцати лет, - социальным педагогам Раисе Краевой и Дмитрию Ржепишевскому.

Все началось в конце 1980-х, когда две учительницы в разыгравшуюся бурю провожали детей домой после туристского кружка. А двум мальчишкам оказалось некуда идти.

- А че туда идти? Хата спалена.

Это была не шутка. Мама запила, квартира сгорела. Соседка сначала кормила детей. Потом сказала, что ей тяжело.

- У нас были клубы по месту жительства, - объясняет Раиса Краева, - где можно было переночевать перед походом, печатать фотографии, хранить снаряжение и т. д. Поэтому мы спокойно оставили детей ночевать в клубе. Потом начали собирать документы, чтобы устроить их в интернат. Маму отправили в ЛТП. И пока мы пристроили детей, ушло полгода. Все это время они жили у нас.

Мальчики ходили в походы, стали более самостоятельными, аккуратными, ответственными. Старшеклассники- волонтеры водили их к себе домой купаться, ходили на рынок. И мы поняли, что "могем"! Тем более, нам самим понравилось жить такой семейной командой. Так на двух парнях у нас сложилась своеобразная педагогическая община - даже друзья из московского клуба "Компьютер" присылали "на смену" своих ребят: заодно на море отдохнуть, детей чему-то научить, обменяться опытом. Когда мальчиков устроили в интернат, пришлось сделать следующий шаг; Саша и Алеша рассказали всем в интернате, как им было здорово, и пообещали, что мы и их возьмем в поход. Так родился субботне- воскресный клуб, прообраз будущего приюта. "Педагогический уик- энд" стали посещать до 30 ребят с надломленными судьбами. У кого-то были "остаточные семьи", но они все равно тянулись к нам, к другой, более насыщенной жизни.

Сейчас, когда мы рассказываем, как это происходило, многие не верят, что можно быть счастливыми на одних макаронах, в лучшем случае - с тертым сыром и кусочком сосиски. В тот период сахар давали по талонам, и вообще было не до жиру. Но было другое - о чем Сент-Экзюпери сказал: "Единственная настоящая роскошь - это роскошь человеческого общения".

Нам повезло - на тот момент у нас была "империя подвалов", и благодаря старшему педагогу района мы освоили массу помещений. В каждом работали интересные и разнообразные кружки - от экологии и туризма до любителей украинской культуры и компьютеров (в городе даже у "элитных" детей тогда не было доступных компьютеров, а у нас были). Получалась большая городская община. В ней "крутились" десятки наших взрослых друзей (это потом, изучая самих себя с помощью канадских профессоров, мы поименовали их волонтерами) и наших юных учеников. Забегали "на огонек" попеть песенки, просто посмотреть с детьми телик или что-то поделать барды, психологи, художники, археологи и, конечно, педагоги.

Такое не могло не "сработать" - как результат, практически все, о ком мы знаем, из первого поколения приюта, состоялись в жизни, получили образование, создали семьи. Не сразу, конечно. Кто-то проходил подростковые университеты в Краснодарской экологической общине, кто-то - в московской педкоманде, остальные - в Одессе, при поддержке друзей и педагогов. Моя младшая дочь - практически ровесница старшего сына одного из братьев, с которых началась наша история.

Затем мы поняли, что нам нужно расширяться, так как проблем с одесскими детьми становилось все больше. С городскими службами мы всегда старались дружить, ситуация тогда была промежуточная - уже закрылись детские комнаты милиции, а на смену им ничего не пришло. И стражи порядка тайком приводили к нам детей, просили, чтобы ребята переночевали у нас. Нашей деятельностью заинтересовались чиновники. Начали готовить официальные бумаги под приюты, используя наш опыт. Как сейчас, помню открытые от удивления глаза молодого спеца из министерства и тетеньки из гороно при виде детей, не умеющих читать и ни дня не посетивших школу к 11 годам. На местном уровне мы выкручивались благодаря поддержке, в том числе районного отдела образования; заврайоно Зоя Танкеева хоть в чем- то и была с нами не согласна, понимала, что дело мы делаем очень важное. "Наш" человек - Кордонский Михаил - занял должность методиста районо, чтобы продвинуть проект. Мы создали во внешкольном центре так называемый экспериментальный отдел. Мы первые употребили термины социальный педагог и затем - "уличный педагог".

После развала Советского Союза не сразу началось массовое залегание бездомных детей в люки и теплотрассы, но процесс шел достаточно быстро и закономерно. Еще в 1993-м мы первыми начали так называемое уличное патрулирование, развозили горячее питание, приглашали детей к себе в приют, агитировали их вернуться домой. Подтягивались и беднеющие семьи, в которых дети часто были на грани. Боролись всем миром - кто-то приносил вещи, кто-то еду, кто-то брал детей в гости, в том числе помыться-покормиться. Люди несли домашние закрутки, а кому-то, наоборот, мы подбрасывали продукты, а они готовили горячую еду для чужих детей, и тем самым удавалось подкормить и своих. Если говорить о статистике, то, помнится, мы вели журналы - за год набиралось около 300 фамилий. Детей же на улицах мы стали считать уже потом, на следующем этапе трагедии - когда они просто стали, как говорится, попадаться на каждом шагу.

- С чем было связано такое количество беспризорников на улицах Одессы?

- С массовыми квартирными аферами. Детей буквально выбрасывали на улицу, забирая их жилье. Если в начале 1990-х годов на улице оказывались дети из социально неблагополучных семей, то через пять лет пошел мелкий криминал, форточники, карманники. Дети, жившие в подвалах в центре города, рассказывали, как они обчищали иностранцев, зарабатывая на жизнь.

Волонтеры буквально отдавали последнюю рубашку уличным детям. Однажды при патрулировании нашли целую группу несовершеннолетних с абсцессами. В больницу их не взяли - боялись. Спасибо, хоть выписали рецепт на лекарства. Мы нашли деньги, и Дима пять дней колол их прямо в их уличном убежище антибиотиками, пока врачи не согласились принять их в больницу. Это было уже в рамках проекта фонда "Дорога к дому", но трудностей все равно хватало.

Бывало, шли на хитрость, чтобы знать, кто живет в люках и подвалах. Мы брали на хлебозаводе хлеб, чтобы живущие во временном приюте бездомные разносили его по местам проживания несовершеннолетних уличных. Так вот, хлеб давали пакетами, а вкусные булочки же раздавались лично в руки - так набиралась реальная статистика. Например, в какой-то момент в районе от Воронцовского дворца до памятника Пушкину на бульваре (в непосредственной близости от мэрии) набиралось 50 человек от 9 до 18 лет, и жили они в жутких условиях месяцами, активно вылезая на поверхность в дни массовых гуляний - попрошайничать, а потом собирать бутылки или по необходимости - за продуктами, когда случались свободные деньги, ну и, конечно, за наркотиками - употребляли на тот момент почти все.

Несмотря на странный образ жизни, у нас с ними были человеческие отношения, удавалось порой даже вытягивать на тренировки, на прогулки, в тренажерный зал в фонде. Потом ситуация в фонде изменилась, да и в городе, в целом, педагогическая составляющая ушла, пропала сама суть. Остались люди, которые выполняли эту работу функционально. Соцработник выдал еду - и все. Пошло отчуждение, возникла стена между соцработниками и детьми. А некоторые фонды вообще кормили детей лишь тогда, когда их проверяло начальство либо иностранные гости. Я никого не сужу, системы все равно нет, и каждому спасибо, что хоть что-то делал или делает.

Конечно, мы рисковали, приближая их к себе, - рассуждает Раиса. - Были случаи, когда ребята, которые жили у нас, подворовывали. Но они это осознали со временем. И мы до сих пор остаемся с ними в нормальных человеческих отношениях. Звонят, заходят, знакомят с избранницами, спрашивают совета.

Можно смело сказать, что благодаря созданной системе воспитания одесских педагогов немало ребят получили дорогу в жизнь.

- Выжили те, кто вернулся домой или пошел жить в приюты, - подводит итог специалист по экстремальной педагогике. - Недавно в приюте видела картину: мама приехала за девочкой, которая ушла из семьи. Слезы, радость. Обе многое поняли и сделали выводы. Был случай, когда родители были разведены, мать умерла. Сын подался в Одессу. Жил среди беспризорников. Когда вышел фильм, который сняли иностранцы, отец увидел своего сына и приехал из Ленинграда за ним.

Мы наблюдали лет шесть-семь за рассадником беспризорничества на жилмассиве Котовского возле Северного рынка. Брали детей в турпоходы, лагеря, одевали, проведывали. Теперь очень многие из них так или иначе пристроены, поженились, кто-то работает, учится, один даже, говорят, открыл свой мелкий бизнес. И сами следят, чтобы их истории не повторились. Спрашиваем таких: "Как у вас сегодня с беспризорниками?", так они гордо отвечают, что практически нет - следят. Так идет самоочистка.

Многие ребята спаслись за счет того, что повлюблялись, создали новые семьи. А это уже другой уровень ответственности, даже по сравнению в возвратом в свою семью. Был случай. Девочка и парень ушли из дома, кололись страшно. Встретились. Влюбились. Родили абсолютно здорового малыша. И теперь живут у мамы девочки.

Создание семьи, общины - это и в мировой статистике - лучшее спасение от жизненных соблазнов. Не могу не вспомнить еще один уникальный проект - в районе Новых Беляр, где была зона отселения и собирались строить ТЭЦ, осталось много брошенных домов. Местные власти дали Диме и группе бездомных подростков восьмиквартирный дом. Ребята убрали его, обжились. Работали на чистке мидий в колхозе, копали людям огороды. Потом к ним приехали их мамашки, которые сильно пили и бомжевали. На новом месте они бросили пить. Все вместе стали жить общиной. Это уникальный случай, так как фактически шла двойная линия спасения: мамы вырастали в глазах сыновей, очеловечивались, семейные узы восстанавливались и появлялись перспективы и у группы, и у каждого лично. Однако пожаловала комиссия, которая решила, что условия для жизни подростков неподходящие, детей забрали в приемник-распределитель, остальным велели очистить помещение, Диму же предупредили, что у него тоже могут быть в этом районе неприятности, пришлось вернуться в Одессу.

Так как мамашам идти было некуда, они и вернулись к бомжеванию, некоторые вскоре погибли при разных обстоятельствах, нанеся тем самым очередную непоправимую травму своим сыновьям.

Были единичные варианты, когда ребенка выводил в люди случай. Юрка жил на улице. Однажды будка, где он ночевал, загорелась. Со страшными ожогами доставили в больницу, сделали несколько операций. Он потерял пальцы на руках и ногах, ужасные шрамы пересекали лицо. Фото мальчика в ожоговом центре сделал фотограф из Шотландии, затем эту историю услышал его друг и коллега из Голландии. Роберт подружился с мальчиком, когда снимал детей улицы, затем он стал высылать деньги на его лечение и обучение. Юрка вернулся в приют, согласился пойти в интернат, сейчас его заканчивает. Разумный, строит планы на будущее, несмотря на проблемы со здоровьем.

Еще подобная встреча была у Дениса. Он просто решил "пойти на Киев" - вдруг по дороге кому пригодится. Встретил молодого бизнесмена, тот разрешил ему пожить в сельском домике, прикупил живность. Так у Дениса получилось выиграть время, задуматься о своей жизни и судьбе, имея крышу над головой и обретя старшего друга и советчика. Этой паузы хватило: юноша полностью бросил старые привычки, порвал с сомнительными друзьями, дружит с соседями, помогает людям, сам зарабатывает и мечтает построить что-то типа поселка-убежища, где такие, как он, могли бы понемногу вставать на ноги, заводя хозяйства, работая на земле, строя понемногу свои дома и семьи.

Недавно репортеры лондонского телеканала приехали в Одессу снимать "натуру". Однако найти малолетних бродяжек младше 18 лет практически не удалось, хотя искали несколько дней и ночей.

- Скорее всего, - полагает Раиса Краева, - остались только "гоблины", исколовшиеся и находящиеся "за гранью". Большую роль в сокращении количества беспризорных сыграли и наши уличные патрули, которые первыми забирали детей с улиц, и городская система совместного патрулирования служб и милиции. Продолжают действовать приюты. Устаканилась ситуация с одесскими квартирами, дети стали больше защищены законом. Одессу, так сказать, вычистили. Раньше ехали к морю, в теплые края. Но в Крыму к таким гостям тоже строгое отношение. Сейчас они больше едут в Киев, где есть деньги и можно заработать на стройках (по крайней мере, в их среде бытуют такие мифы). В то же время, если Одесса прошла уже этот этап, то в городах восточной Украины все это только расцветает.

Тем не менее говорят, что вероятность следующей волны детского беспризорничества в Одессе сохраняется. Как мы видим, приюты собираются сокращать. Практически не осталось мест, куда ребенок, у которого в семье или в школе что-то пошатнулось, мог бы прийти и остаться столько, сколько ему будет нужно.

Вот о чем стоит думать и городскому отделу образования, и службам по делам детей. Тогда, возможно, слово "беспризорник" останется лишь в истории.

Беседовала Инна ИЩУК.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья