Номер 16 (1162), 26.04.2013

Быстро летят года. Уже дедами стали наши дети, взрослыми стали наши правнуки. Но никогда мы не забудем боевую военную молодость, и хочется повторить слова фронтового поэта:

Нас мало осталось, к нам старость стучится,

Но мы повторять неустанно должны:

Пускай на земле никогда не случится

То, что видали мы в годы войны.

До Берлина оставалось несколько пехотных переходов. Чаще думалось о том, что будет, как заживем после войны. А тут смерть подстерегает на каждом шагу - костлявая, с косой. Чуть ли не каждый день приходилось хоронить боевых товарищей. Наступление продолжалось, а немцы сопротивлялись с отчаянностью обреченных. Многие, в том числе и я, чтобы забыться от тягостных дум, после боя прикладывались к спиртному, которого было предостаточно.

Почти у каждого немца в подвале дома был полный набор спиртного - от шампанского до коньяка, награбленного со всей Европы. Кроме того, захватив в немецком пункте завод по изготовлению спирта и пополнившись его запасами, мы уже видели на горизонте трубу другого спиртового завода и огорчались, если направление нашего движения уклонялось в сторону от него.

На броне нашего танка, да и у других, почти всегда была туша освежеванного кабана (от которого кусками отрезали сало для закуски), мешок сахара, который умельцы-солдаты как-то пережигали и получали жженый вкусный сахар (а я - сластена) и бидон со спиртом, заполненный на очередном захваченном спиртзаводе. Причем бидон и открывать-то не надо было. Во время танковой атаки бидон сверху был пробит пулей, и его надо было только наклонить, чтобы в кружку или котелок потекла струйка спирта. Перед атакой или в ожидании ее старались не пить (чтобы в глазах не двоилось) или пили понемногу. У танкистов в этом отношении дисциплина была построже. Зато после окончания боя, выставив охранение, саперы-штурмовики танкового десанта выпивали крепко.

Одна такая выпивка врезалась мне в память. После боя и взятия небольшого немецкого городишка стало известно, что погиб командир 3-го взвода нашей роты младший лейтенант Никандр Редькин. Никандр - редкое имя, но оно имеется в святцах, и им называют младенца, родившегося в этот день в религиозных семьях.

Редькин был 1925 года рождения, сибиряк, хороший мой товарищ. Не раз мы спали с ним на голой земле впритирку (чтобы потеплее было). Одну шинель подстилали, другой укрывались. Ели из одного котелка, пили из одной кружки.

Эта смерть (а я их видел немало за три года войны) меня особенно потрясла. Тем более, что смерть была глупой. По моему мнению, на войне каждый пятый погиб по своей глупости. При захвате города он, будучи в подпитии, соскочил с танка на площади, подбежал к витрине магазина, разбил прикладом оконное стекло, повалил на пол стоявший там манекен и ударил по его голове прикладом автомата. Затвор автомата от удара по инерции пошел назад, потом под воздействием пружины пошел вперед, захватил патрон, и произошла автоматная очередь прямо в голову Никандра. Танки в это время двинулись вперед, и неизвестно, кто и где его похоронил (домой была послана похоронка: "погиб в бою за Социалистическую Родину смертью храбрых").

Я уже был подвыпивши, когда узнал об этом. Выпивал я в доме вместе с подчиненными мне сержантами и солдатами. Тот, кто не был на войне, меня не поймет. Как это так - выпивать с подчиненными, да еще в боевой обстановке. Но тут действовал хорошо проверенный жизнью принцип, озвученный еще Чапаевым в одноименном кинофильме: "В бою я вам командир, а после боя я вам товарищ". Но, поступая так, я был уверен, что будь я тяжело ранен, эти мои солдаты, даже рискуя собственной жизнью, вынесут меня из-под огня и доставят медикам.

В связи с этим событием я крепко выпил и загоревал о друге. Желая уменьшить свою духовную боль причинением себе физической боли, я вытащил из кобуры немецкий трофейный пистолет "парабеллум", зажал его в кулаке и с силой ударил себя по лбу раз, затем второй раз. Солдаты отобрали у меня пистолет. Тогда из другой кобуры я вытащил табельный (положенный мне по штату) пистолет "ТТ" и опять ударил им себя по лбу. Солдаты отобрали и этот пистолет. Тогда из нагрудного кармана я достал маленький немецкий пистолет "маузер", отобранный у пленного немецкого офицера, и вновь ударил себя по лбу. Отобрали у меня и этот пистолет. Наутро, опохмелившись, я был полностью боеспособен. Кто был в таких передрягах, тот меня поймет, а кто не был, тот мне не судья.

Этот эпизод я хорошо запомнил, видимо, вследствие ударов по лбу. Потому что другие многочисленные бои, в которых пришлось участвовать, после хорошей выпивки и крепкого сна с течением времени уже не помнились достаточно хорошо.

Бой был коротким. А потом

Глушили водку ледяную

И выковыривал ножом

Из-под ногтей я кровь чужую.

(Семён Гудзенко)

В кинофильме "Тихий Дон" есть такой эпизод. После боя мятежные казаки вместе с их командиром Григорием в доме на хуторе крепко выпивают. Казаки пьют стаканами самогон, хмелеют, танцуют, поют песни, имитируют рубку саблей. Один из них, налив в стакан самогон из самовара, забыл закрыть краник, и самогон струйкой течет на пол. Крепко выпивший Григорий под смех боевых товарищей удаляется с молодой хозяйкой дома в отдельную комнату. Этот эпизод мне близок и понятен. Завтра они могут погибнуть в бою, их зароют в братскую могилу (на войне хоронят без гробов и в неглубоких могилах). Но сегодня их час, они веселятся, они живут. Не пережившим этого не понять никогда такой ситуации.

Во время боя, когда ощущаешь кожей присутствие смерти, собирающей свои жертвы, мы все были в большом напряжении. Но среди нас выделялся спокойствием мой командир отделения младший сержант Кириченко, 1925 года рождения. "Ты чего, не боишься?" - спрашивал я его. "А чего бояться, - удивленно отвечал Кириченко. - Боязно ночью на кладбище. А днем чего бояться, днем не боязно". По этому поводу Гиляровский говорил:

"Пусть черт пугает робкий свет,

Но нас бояться не принудит -

Пока мы живы - смерти нет,

А смерть придет, так нас не будет".

На войне возможный риск надо было сводить к минимуму. Но, кто не был молод, тот не был глуп. В молодости я любил, как говорится, "пройти по лезвию бритвы". Подтверждаю это примером.

В наступлении наш передовой отряд оказался далеко впереди от главных сил танковой армии. Получилось так, что отступающая немецкая танковая колонна, около 200 танков и самоходных орудий, перерезала дорогу, по которой могло прибыть к нам подкрепление.

Боеприпасы, горючее у нас на исходе. Раненые не эвакуируются. Питаемся тем, что сохранилось в вещмешках и в карманах. По радио получен приказ командования - приостановить наступление.

Мы затаились у какой-то деревушки. Танки и автоматчики в лощине, а впереди, метрах в 200 от нас, в деревушке - местная немецкая воинская часть. Кругом белый снег. Нас предупредили: из лощины не высовываться, стреляет немецкий снайпер. Но сидеть несколько часов на холоде без движения невыносимо. Я решаю взглянуть на деревушку. На шапку накладываю белый платок, чтобы она не была заметной, и потихоньку выглядываю из-за края лощины. Из деревушки раздается одиночный выстрел. Наст (твердая корка слежавшегося снега) около моего уха захрустел. Посмотрев, я увидел в двух сантиметрах от моего левого виска канавку на снегу - след пролетевшей пули. Еще раз судьба меня спасла.

Подобный случай воспел в стихах поэт Михаил Матусовский:

"Ветеран, кто в годы службы ничего не нажил

Сверх честного армейского пайка,

Кто выжил потому, что пуля вражья

Прошла правей или левей виска".

10 марта 1945 года я был принят в члены КПСС (тогда - ВКП(б) - Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков). Это произошло в перерыве между боями за несколько дней до ранения. Партбилет № 3890707 был выдан начальником политотдела 93-й танковой бригады подполковником Ининым. Через 5 дней этой бригаде будет присвоено звание гвардейской, и она станет 68-й гвардейской танковой бригадой.

Красная книжечка партбилета с силуэтом Ленина, находившаяся в левом кармане у сердца, не давала никаких привилегий, кроме одной: первому подняться в атаку. Партийный билет, выданный не в четырех шагах, как писал поэт, а в двух шагах от смерти, был для нас самой большой наградой. Словно обо мне и моих боевых товарищах сказал поэт-фронтовик:

"Я его получил как приказ

И как право на подвиг,

Чтобы первым рвануться

За клиньями танковых рот.

Чтоб в бою, забыв про усталость,

Про сон и про отдых,

Устремиться в атаку на зов:

"Коммунисты, вперед!"

Теперь уже ни при каких обстоятельствах я не должен был попасть к немцам в плен, так как самая легкая участь коммуниста в фашистском плену - это расстрел. А худшая - это жестокие пытки. Я знал, что дважды на земле не живут, жизнь не повторяется. Понимал, что война не сегодня-завтра окончится. Помнил повторяющийся в каждом письме наказ матери - беречь себя. Но прятаться за спины своих товарищей для меня было невозможно. А с кого же будут брать пример подчиненные мне 20- 30 солдат, если их командир в бою будет думать не о том, как выполнить боевой приказ, а о том, как спасти свою шкуру.

Кстати, у меня во взводе перед наступлением было по штату и в наличии семь сержантов - помощник командира взвода, четыре командира отделений, командир ручного пулемета (Дегтярева) и командир противотанкового ружья (Симонова).

Вспоминается младший сержант Казаков, командир ручного пулемета (РПД), 1912 года рождения.

Он всю Европу обошел

В огне былых атак,

Три раза вдоль, два - поперек,

Один раз - просто так.

До чего же талантлив русский народ. Зимой, ночью, на мерзлой земле не так-то просто уснуть. И вот из подручных средств красноармейцы разводят небольшой костер, и человек 8-10 слушают рассказ Казакова. Он, бывший школьный учитель, вдохновенно, почти дословно рассказывает содержание романа Дюма "Три мушкетера", а бойцы завороженно слушают. Некоторые из них вообще неграмотные, большинство с 3-4-классным образованием, и лишь отдельные имеют образование 7 классов. Те, кто окончил 8- 10 классов, в обязательном порядке направлялись в офицерские училища или на курсы младших лейтенантов. Казаков безостановочно рассказывает час, другой, третий. Потом, делая перерыв, он запевает свою любимую песню, которую вполголоса подхватывают бойцы:

"Я пулеметчиком родился,

В команде "максима" возрос,

Свинцом, картечью я крестился

И смертный бой я перенес".

Нередко бойцы затевали разговор о том, что самое страшное на войне. Были разные суждения. Часть из них я привожу здесь. Самое страшное на войне это:

* Попасть в руки немцам живым.

* Рукопашный бой.

* Когда немецкий танк от тебя в трёх шагах.

* Идти в атаку навстречу пулемётному огню.

* Когда ты в чистом поле подвергся внезапному артиллерийско-миномётному обстрелу или воздушной бомбёжке.

* Когда форсируешь реку под плотным ружейно- пулемётным, артиллерийско-миномётным огнем, бомбёжкой с воздуха, а плавать не умеешь.

* Когда в ночное время разминируешь противопехотную мину в 50 метрах от окопа противника.

* Когда командир в бою сдрейфит.

* Когда приходится хоронить товарища, с которым ты вместе воевал.

* Видеть лица детей, пришедших в школу на другой день после того, как к ним в дом пришла похоронка.

Поражаешься природе человека. В его активной памяти находится столько информации, что, пожелай мы изложить её типографским способом, потребовалось бы 20 миллионов томов.

О талантливости русского народа говорит и другое. В Подольском военном архиве я ознакомился с данными научно- исследовательского отдела. Во время войны у нас было всего 1320 дивизий, из них 500 стрелковых, остальные кавалерийские, воздушно-десантные, артиллерийские, танковые, зенитные, механизированные. В каждой дивизии за время войны сменились от 2 до 10 командиров.

По национальному составу командиры дивизий в процентном отношении распределялись так: 75 % были русские, 8 % - украинцы, 2 % - белорусы. Остальные 15 % приходятся на все другие национальности СССР - татары, евреи, грузины, армяне, башкиры, осетины и др. Не было только немцев. Сталин им не доверял, и, если только они не были за колючей проволокой, служили в глубоком тылу.

После этого мне стало понятным, почему в торжественный вечер после Парада Победы, в июне 1945 года в Москве, Сталин на приеме высших военных лиц и руководителей страны провозгласил тост за великий русский народ, почему в самый тяжелый период войны вспомнил о русском патриотизме - учредил гвардию и ордена Александра Суворова, Михаила Кутузова, Александра Невского, Павла Нахимова, Федора Ушакова. В. И. Ленин, хотя и сам был дворянского сословия, и отец у него был штатский генерал, ненавидел князей, графов и генералов.

Считанные дни отделяли нас от Победы, от конца самой кровопролитной войны в истории человечества. Какую нужно было иметь выдержку, какую силу воли, чтобы именно в эти последние дни войны идти в бой и рисковать своей жизнью! Но мы шли на всё ради Победы, ради Родины, ради мира на земле. Оценят ли это наши потомки?

Борис БОГАЧЕВ,
полковник в отставке.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья