Номер 30 (1127), 17.08.2012

Микаэл Таривердиев принимал участие в создании всего лишь одного фильма Одесской киностудии - "Прощай", автором сценария и режиссером которого выступил поэт-фронтовик Григорий Поженян, участник обороны Одессы. Картина не имела никакого успеха, но именно она определила многое в творчестве композитора. Впрочем, лучше всего об этом рассказал сам М. Таривердиев в своих воспоминаниях, не без вызова названных "Я просто живу".

"Звонит мне как-то замечательный поэт Григорий Поженян.

- Микаэл, я гонимый поэт... А ты гонимый композитор.

- Почему это я гонимый?

- Ну тебя же в Союзе гоняют?

- Гоняют.

- Давай сделаем вместе картину.

- Как это?

- Я буду снимать картину на Одесской студии.

- Как ты будешь снимать картину?

- Как режиссер.

- Но ты же не режиссер, Гриша, ты поэт.

- Я гений. Я могу все, - сказал Гриша.

И вот я приехал к нему в Ялту, где он действительно снимал картину о моряках в годы войны. Гриша - замечательный, милый парень. Но, кроме того, он еще и герой Одессы. Он старше меня лет на десять. В годы войны он был в отряде черноморцев, которые Одессе ценой своей жизни дали воду... Так вот Гришу все знали и очень любили. В его фильме согласились сниматься Иван Переверзев, звезда тогдашнего экрана, Олег Стриженов и многие другие замечательные актеры. Но Гриша, будучи с одной стороны поэтом, а с другой стороны командиром-моряком, плохо представлял себе, как нужно общаться с актерами, тем более знаменитыми, которые и сниматься-то приехали только потому, что любили его как поэта и как хорошего мужика. А Гриша стал ими командовать. И очень сильно. Он объявил:

- Здесь два гения. Я и Таривердиев. Все остальные - наши служащие.

Я стал хохотать, думая, что он просто дурака валяет. Но Переверзев на него очень обиделся.

- Гриша, как твой фильм называется? - спросил он.

- "Прощай!"

- Прощай, Гриша! - Переверзев сел в самолет и улетел в Москву.

- Гриша, что ты делаешь! Ведь уже полкартины снято! - в ужасе говорю я ему.

- Не волнуйся, Мика. Я ведь не только режиссер, но и автор сценария. Нет вопросов.

И вот снимают сцену, в которой должен был играть Переверзев. У него была роль адмирала. Входит вестовой, спрашивает:

- А где товарищ адмирал?

- Убит, - отвечают ему.

Так избавились от замечательного бедного Переверзева.

Проходит неделя. По какому-то поводу Гриша стал объяснять Олегу Стриженову, что он очень плохой артист и плохо играет.

Олег не выдерживает:

- Гриша, как твой фильм называется?

- "Прощай!"

- Прощай, Гриша! - Садится в самолет и улетает в Ленинград.

Он играл капитан-лейтенанта.

- Гриша, что ты делаешь?! - воплю я.

А он:

- Ничего. Режиссер Поженян прикажет сценаристу Поженяну, и он перепишет сценарий.

Начинается съемочный день. Актеры сдают ему текст. Входит какой-то офицер и спрашивает:

- А где капитан-лейтенант?

- Убит, товарищ командир.

Так Гриша поубивал всех. И не потому, что нужно было убивать, просто они все отъехали. Конечно, фильм не получился. Да он и не мог получиться. Но мы замечательно провели время.

Мы решили, что к этому фильму будет написано семь монологов на стихи Гриши: "Я такое дерево", "Мне хотелось бы...", "Песня о дельфинах", "Я принял решение", "Сосны", "Вот так улетают птицы", "Скоро ты будешь взрослым". Певицу я нашел. Это была Лена Камбурова, никому не известная тогда девочка, окончившая эстрадно-цирковое училище. Она любила петь песни Окуджавы и пела их хорошо. Я стал делать с ней цикл монологов. Но потом мы поняли, что в этом мужском фильме женский голос невозможен. Певца, который мог бы это сделать, я не нашел. Певцы оперного плана спеть это не могли, потому что исполнять монологи нужно было не на поставленном дыхании, не поставленным голосом, а как бы неголосово, скорее актерским голосом. Но для актеров, которые, может быть, и умели петь, это было слишком сложно. Сложный интонационный ряд. Невозможно было свести эти умения в одном человеке. В Лене Камбуровой это сошлось. В какой-то степени. Но нужен был мужской голос. Именно поэтому я был вынужден попробовать сделать сам. Я записал всю музыку к фильму, после вышла пластинка, которая имела довольно большой успех и стала известной. Огромный тираж - около двух с половиной миллионов. Музыка из фильма звучала везде. Но опять-таки она не была предназначена для массового пения, и уж совсем не для ресторанов. И в то же время это была не камерная музыка, не для камерного зала, но и не массовая. Так сложилось то, что потом, по-моему, Родионом Щедриным было определено как музыка третьего направления. Какой-то новый жанр, новые интонации, новая манера исполнения".

Дополнение к этому рассказу -
фрагмент из книги Веры Таривердиевой
"Биография музыки"

"Мне рассказывали, что на премьере в Доме кино кто-то иронично попросил убрать изображение и оставить только звук. Картина успеха не имела. Музыка и поэзия, а именно монологи в исполнении Микаэла Таривердиева, имели грандиозный успех. Монологи стали расходиться на "костях" (на рентгеновских снимках, был тогда такой способ пиратского, подпольного тиражирования), потом миллионными тиражами музыка была издана фирмой "Мелодия".

В контексте того времени, контексте шедевров, которые один за другим выходили в свет, завершенного самого в себе кинематографа Тарковского, Параджанова, Калика, Рязанова (ряд имен можно продолжать) фильм Поженяна был неудачей. Не был оценен даже эксперимент, который был в нем поставлен. Когда картину смотришь сегодня, она поражает присутствием чего-то мощного, несомненной поэтикой эпизодов, композиционной, графической завершенностью отдельных кадров, абстрактно снятых, но поразительных картин моря. И, конечно же, новаторством самого приема исповеди в монологах, мало связанных с ходом сюжета, но связанных с мироощущением героев и прежде всего авторов. В фильме "Прощай", в рамках чужого замысла, но все-таки собственного выбора поэзии, окончательно сформировалось то, что Микаэл Таривердиев назвал третьим направлением. Эпатаж был чужд ему в принципе. Он любил строгие костюмы и галстуки, он уступал место женщинам и вообще не мог сидеть, если женщина стоит. Он - человек хороших, традиционных манер, спокойного общения. Он никогда не стремился к вызову. И все-таки вокальный цикл на стихи Поженяна, эти шесть монологов, стали вызовом. Кого-то они покоряли с ходу. Кого-то эпатировали. "Я такое дерево. Я такое дерево. Я другое дерево" - это была крайняя степень откровенности, это было безоглядное утверждение собственного "Я".

Подготовил
Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья