Номер 36 (1429), 12.10.2018

Трудно найти более точное определение, кем был Роман Карцев, чем в сообщении Всемирного клуба одесситов. Смерть, как это всегда бывает, высветила истинный масштаб Артиста. Его памяти посвящена эта подборка.

НЕМНОГО ВИКИПЕДИИ

Карцев Роман Андреевич (настоящее имя Роман Аншелевич Кац родился 20 мая 1939 года в Одессе. Отец - Аншель Зельманович Кац - футболист, участник Великой Отечественной войны, после ранения и демобилизации в 1946 году - судья матчей второй лиги чемпионатов Украины и тренер. Мать - Сура-Лея (в быту Соня) Рувиновна Фуксман - была секретарём парторганизации обувной фабрики и контролёром ОТК. До войны Роман жил с родителями в Тирасполе, где в 1939-1941 годах его отец был нападающим тираспольской команды во второй лиге чемпионата СССР по футболу. Во время Великой Отечественной войны вместе с матерью и братом был в эвакуации в Омске; оставшиеся в Одессе бабушки и дедушки погибли. После демобилизации отца вся семья вернулась в Одессу.

Окончив школу №70, в 1956 году пошёл работать наладчиком на швейную фабрику "Авангард". Тогда же начал выступать в драмкружке Дома культуры моряков. В 1960 году получает приглашение в самодеятельный студенческий театр "Парнас-2" при Одесском институте инженеров морского флота, где знакомится с будущим постоянным партнёром Виктором Ильченко и автором текстов Михаилом Жванецким.

В 1961 году переехал в Ленинград, был принят в Театр миниатюр Аркадия Райкина, где взял сценический псевдоним Роман Карцев. В 1969 году вместе с Ильченко и Жванецким вернулся в Одессу. В 1970 году Карцев и Ильченко стали лауреатами Всесоюзного конкурса артистов эстрады.

В 1979 году Карцев и Ильченко начинают работать в Московском театре миниатюр, где участвуют в постановке спектаклей "Избранные миниатюры", "Когда мы отдыхали", "Хармс! Чармс! Шардам! или Школа клоунов", "Птичий полёт", "Полночное кабаре". С 1987 года Карцев и Ильченко выступали в Московском театре миниатюр под руководством Михаила Жванецкого. После смерти своего постоянного партнёра Виктора Ильченко (1992) Карцев выступал на эстраде с моноспектаклями, в его репертуаре, кроме произведений М. Жванецкого, также Чехов, Хармс, Зощенко и другие авторы.

В кино начал сниматься с 1975 года. Лучшие роли - в картинах "Собачье сердце", "Небеса обетованные", "Биндюжник и Король". Автор книг "Малой, Сухой и Писатель", "Приснился мне Чаплин", "Родился я в Одессе".

ТАК НАЧИНАЛСЯ...
(из книги "ПРИСНИЛСЯ МНЕ ЧАПЛИН")

В конце пятидесятых я участвовал в самодеятельности в трех местах: на швейной фабрике, во Дворце культуры моряков и в Доме культуры промкооперации. В ДК моряков я выступал в эстрадном коллективе, надевал маски-носы и исполнял миниатюры типа "Сон и сновидения", "Парикмахерская". Принимали меня на ура на всех вечерах и конкурсах. Я участвовал во всех районных и городских смотрах и даже в республиканских и всесоюзных конкурсах в Москве.

Там, во Дворце моряков, у меня появился партнер Леша, мы с ним разыгрывали сценки вдвоем. Когда в Москве на конкурсе в ДК железнодорожников мы должны были представлять Одессу, он напился, и я играл за двоих. Маевская, директор ДК моряков, была в шоке и выгнала Лешу.

В это время в драмкружке дворца заболел исполнитель небольшого эпизода, и меня пригласили сыграть немца. Там немцы допрашивали русского матроса (как сейчас помню, им был Толя Коган), он вырывался и бил меня по голове с криком: "Смотри, как умирает русский матрос!" - и я должен был упасть. Я придумал себе смешное падение - как танец. И на премьере я падал минут двадцать. Режиссер за кулисами кричал: "Падай, сволочь! Падай!.." А я не слышал. Публика хохотала, я был доволен. Я продолжал падать... Тут матрос Коган дал мне по голове по-настоящему, и я начал танец умирающего немца... Меня били уже и немцы, и свои, а я еще долго уползал в кулисы под хохот и аплодисменты зрителей...

Спектакль с трудом доиграли, и, когда дали занавес, режиссер подбежал ко мне и прошипел: "Чтоб я тебя больше не видел! Придурок! Бездарь!"

Зато какой был смех!..

Я тогда еще не понимал, что смешно - это еще не все, что смех не должен быть самоцелью.

Потом я нашел нового партнера - Гарика Браславского, мы с ним исполняли миниатюры, куплеты.

В шестидесятые годы огромную популярность в стране приобрели СТЭМы - студенческие театры миниатюр. Они были в каждом институте, а в некоторых городах эта эпидемия приняла профессиональные формы. Так возникли знаменитые студия "Наш дом" при МГУ - в Москве или студия ЛЭТИ - в Ленинграде. Так возник в Одессе легендарный "Парнас-2". Поначалу это был просто студенческий театр миниатюр, но потом он перерос в городской. В его спектаклях играли Жванецкий, Ильченко, Кофф, Лозовский и другие. Они выступали в институте инженеров морского флота и в городе. Меня приглашали туда, но я оставался во Дворце моряков.

И еще я выступал в портклубе, играл на домре, участвовал в танцевальном коллективе, занимался пантомимой. Пытался поступать в театральное училище. Увы! Смеялись, но не принимали. Вы, говорили, испорчены.

И лишь когда у меня случился конфликт с партнером, я перешел в "Парнас-2". (Как раз в это время Витя Ильченко оттуда ушел и создал свою труппу, где сам ставил Чапека.) В "Парнасе" работали профессиональные режиссеры, а тексты и музыку писали сами актеры. Там было много красивых женщин и умных мужчин, и мой приход остался почти незамеченным. Я был зажат: все они были с высшим образованием - инженеры, врачи, философы, а я с улицы и с десятью классами...

Репетировали спектакль "Я иду по Главной улице". Я исправно ходил на репетиции, и через полгода или год режиссер поручил мне роль трамвайного вора. Видимо, я играл смешно, на меня начали обращать внимание. Я расхрабрился и придумал пантомиму с Давидом Макаревским (он весил сто пятьдесят кило, а я сорок семь), которая называлась "Братья Макакац", - она вошла в обозрение "Как пройти на Дерибасовскую". И еще мне дали монолог "работника культуры", который разносит спектакль в пух и прах.

И вот премьера в Одессе. Мои номера имеют успех. Затем гастроли в Прибалтике, Ленинграде - и везде нас принимают на ура. Я влюбляюсь в одну девушку, но она об этом не знает и смотрит на меня свысока (хотя сама, между прочим, чуть ли не на голову ниже).

Тем временем я продолжаю работать наладчиком на одесской швейной фабрике за тысячу двести рублей. Но мечтаю о сцене. И решаю ехать в Москву, в цирковое училище - поступать на единственное в СССР эстрадное отделение. Это училище окончил мой брат: он стал знаменитым фокусником, работал в цирке, на эстраде.

Конкурс был огромный. Первые два тура я прошел спокойно. Показал пантомиму, прочитал басню, исполнил монолог Жванецкого. На третьем туре мне задали такой этюд: я ночной сторож, который боится шорохов, мышей, комаров. Я решил все это оформить музыкой и сказал пианистке: следите за мной и играйте по состоянию. Когда аккомпаниаторша брала аккорд и смотрела в мою сторону, у нее начиналась истерика... Она хохотала и заражала комиссию. Строгие члены комиссии прикрывали рот рукой, давясь от смеха.

Мне предложили идти на клоунаду, я отказался, в итоге меня в училище вообще не взяли.

Удрученный, я вернулся в Одессу, снова чинил швейные машины и продолжал ходить в "Парнас". Там Миша читал свои новые тексты, все смеялись и шли на работу.

Прошел год, я уже успокоился по поводу цирка. И тут в Одессу приезжает на гастроли Райкин. Все на ушах: как достать билет? Но я попал на все спектакли. А Миша ходил то к Райкину, то к его жене Роме - просил посмотреть наш спектакль "Я иду по Главной улице". С большим трудом, но уговорил.

И вот после спектакля театра Райкина в помещении русского театра, часов в одиннадцать вечера, мы играем для ленинградцев свой спектакль. Помню какие-то смешки, но восторга не было. После спектакля мы спустились в зал, Райкин поблагодарил, сделал несколько замечаний, и все двинулись на выход. По дороге меня остановил конферансье Астахов, который был с Аркадием Исааковичем знаком, и шепотом сказал: "Райкин тебя ждет завтра в одиннадцать в санатории Чкалова. Только никому пока ничего не говори!"

Я тогда не мог предположить, что это перелом в моей судьбе, что впереди новая жизнь...

И ЭТО ВСЕ О НЕМ

Олег Филимонов, артист: "Он приехал на мой творческий вечер, вышел на сцену, и зал смеялся и не отпускал его, а он рассказывал одесские истории, как только он мог рассказать! Эти паузы, эти глаза, этот поворот головы. Уже чувствовал себя не очень хорошо, но сказал: "Филимон, к тебе приеду!"

Роман Андреевич, спасибо за то, что Вы были в моей жизни!"

Сусанна Альперина, журналистка, продюсер: "У нас в Одессе говорят, что ничего страшного, если над тобой смеются, гораздо хуже, если над тобой плачут. Карцев прожил и ушел как настоящий одессит - вспоминая его, даже через самые горячие слезы потери, люди будут улыбаться. Пересказывать фразы из монологов с его же интонацией.

Однако...

Никогда со мной такого не было - обычно могу писать всегда и обо всем, через "не хочу" и "не могу". А когда узнала про то, что ушел Роман Андреевич, - впала в ступор. То есть, какую-то машинальную обязательную работу делать могла, но про Карцева - ни слова. Растерянность, потерянность, боль. Хорошо, что есть коллеги. Только сейчас возвращаюсь немного к себе, и в состоянии хоть что-то написать. Конечно, мы знали, что он в плохом состоянии. 19 сентября встречались небольшим одесским кругом в Москве, вздыхали, надеялись... Роман Андреевич - заядлый болельщик, смотрел, не отрываясь, чемпионат мира по футболу в июне. Переболел. Во всех смыслах. А дальше все - по нарастающей, все - невероятно быстро. Мне еще хотелось позвать его в Питер на премьеру фильма "INTO_нация большой Одессы" (фестиваль "Послание к человеку" предлагал привезти кого-то из героев), но уже было понятно, что звонить с этим не стоит.

Когда мы снимали у него дома наш фильм, Карцев рассказывал много и интересно. И - как он это делал всегда - начал органично вплетать в свою речь монологи, которые он читает со сцены. (Кстати, именно с Карцевым связан эпизод, рассказанный мне одним из знакомых - тот ехал с ним в поезде из Москвы в Одессу, всю дорогу они оживленно болтали, Карцев хохмил и смешил его. Потом уже в Одессе он пришел на концерт к Роману Андреевичу, вышел и сказал, смеясь: "Надо же - всю программу по дороге на мне обкатал"). И вот Карцев, вспоминая, перешел на знаменитый монолог Жванецкого, ему же посвященный, про то, как идут они втроем по Одессе...

Я стояла позади камеры и режиссера, слушала, и вдруг расплакалась. Мне стало так горько. Я представила себе ту Одессу, в которой я была маленькая. Еще живы бабушка с дедушкой, мама - для них всех так много значат Карцев и Ильченко, и Михалыч. Солнечная Одесса моего детства: Жванецкий, Карцев и Ильченко идут вперед по Пушкинской и смеются, и в то же время все это неумолимо уходит и переходит в другую жизнь, где я уже взрослая, и город уже другой, и они сами уже другие...

С Карцевым всегда было не очень просто - он много сомневался, его приходилось уговаривать, упрашивать, что-то ему пояснять. Но уж если он за что-то брался или соглашался принять участие в каком-то мероприятии, то был самым настоящим его украшением. И ведь все как-то по жизни забывали, что Карцев, Рома Кац, когда начинал, был просто маленький и смешной, потому что он стал великим артистом. И не только. Еще и писателем. "Приснился мне Чаплин"...

Чаплин знает, к кому приходить во сне".

Ростислав Баклаженко, журналист: "Как сейчас помню тот день. 2009 год. Я журналист газеты "Сегодня". Дедлайн близок, ну, может, полчаса осталось. И одна из новостей на полосе отведена теме вручения Роману Карцеву квартиры в Одессе. Если быть точным, не вручению, а символической продаже, за гривну кажется, в честь 70-летнего юбилея. Все, что можно написать, уже написал. И про то, что есть решение исполкома (или сессии горсовета?), и про то, какой Роман Карцев знаменитый и прекрасный. Даже на Французский бульвар съездил, двор, где дарят квартиру, нашел, с соседями пообщался. Однако суровая программа газетного макета неумолима - место остается, и надо что-то писать. А уже нечего. Но надо! Вспоминать о раках и о том, как Одесса ходила на пляж нельзя, это ж новостная газета, тут сухо и по делу. И наш редактор Татьяна Юшкина так спокойно говорит: "Ростик, надо звонить Карцеву, без его коммента Киев новость не пропустит".

Оцым-поцым, подумал я, до дедлайна полчаса, а мне надо добыть комментарий Карцева. Я стал что-то говорить о бессмысленности сущего, о несправедливости мира, о несовершенстве связи, однако мне дали его номер и сказали, что до дедлайна осталось 20 минут. Я снял трубку, набрал номер, и, о чудо, на том конце (где-то в Подмосковье) услышал знакомый голос. Я скомкано представился, попросил прокомментировать ситуацию с вручением квартиры, мэтр был не очень доволен и заявил, что ему никакую квартиру никто не дарил, все было на грани провала. И тут я уже наобум под конец спросил, Роман Андреевич, а вы хотели бы, чтобы вам подарили квартиру в Одессу? Повисла недлинная пауза, после чего между нами произошел следующий диалог.

- Конечно, хотел бы. У меня нет квартиры в Одессе, я бы с удовольствием.

- Так вот, вам ее собираются подарить!

- Отлично, я возьму.

- Роман Андреевич, а хотелось бы, чтобы в вашу честь в Одессе улицу назвали?

- Да вы что, это совсем никуда не годится...

- Но в честь Жванецкого уже бульвар назвали, а вы ведь тоже одессит, знаменитый артист.

- Да? Ну я не такой знаменитый, как Жванецкий.

- И все же, не хотели бы улицу?

- Мне бульвар не надо, и улицу тоже не надо. Мне бы тупичок...

- Простите?

- Тупичок. Тупик имени Карцева. Меня бы это вполне устроило...

Думается, будет улица Карцева, будет мемориальная доска, будет памятник. Очень жаль, что не будет самого Карцева".

Материалы полосы подготовил Александр ГАЛЯС.

Фото Олега Владимирского.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья