Номер 6 (1103), 17.02.2012

"Террористы". Спектакль в рамках социально-культурного проекта "Анна Яблонская. Возвращение". Режиссер-постановщик, автор сценографической идеи и продюсер - Сергей Проскурня. Художник-постановщик - Роман Громов. Второй режиссер - Тоша Афанасьева. Режиссер видео - Александр Ткаченко. Художник по свету - Владимир Дубовенко. Саунд-дизайнер - Константин Скрипунов. Художник-декоратор - Анастасия Баторий. Актеры: Оксана Бурлай-Питерова, Галина Кобзарь-Слободюк, Павел Савинов, Сергей Сакара, Александр Самусенко, Виталий Черлат, Галина Черлат, Андрей Зай, Андрей Черлат, Любовь Чернова, Наталья Шепеленко, Павел Шмарёв.

Проект посвящен памяти драматурга и поэтессы Анны Яблонской, трагически погибшей во время теракта в аэропорту Домодедово 24 января 2011 года. Спектакль поставлен по последней пьесе А. Яблонской "Язычники". Три премьерных показа прошли на сцене Одесского академического украинского музыкально- драматического театра имени В. Василько в годовщину гибели автора пьесы.

Строго говоря, на этом можно было бы и остановиться. Ибо жанр, предложенный известным "возмутителем спокойствия" Сергеем Проскурней, который можно обозначить, как In Memoriam, рецензирования не предполагает в принципе. Главной задачей проекта, обозначенной в самом его названии, было возвращение безвременно погибшего драматурга на свою "биографическую родину", где Аню Яблонскую, прямо скажем, не слишком привечали. (Наша газета была едва ли не единственной из местных СМИ, где хоть как-то отслеживались творческие вехи её незаурядной биографии). Эта задача, на мой взгляд, решена, и хотя маловероятно, что наши театры тут же бросятся выводить на сцену героев А. Яблонской, но первый шаг сделан - громко и до некоторой степени скандально, а скандал, как известно, привлекает к себе внимание и порою идет на пользу делу.

Тем не менее центральная часть проекта - это спектакль, театральное зрелище, что столь же априорно предполагает критический взгляд на него. Чем и попытаюсь заняться, тем более, что в центре внимания и обсуждения постановки С. Проскурни оказались вещи, на мой взгляд, далеко не первостепенной важности.

Но сперва надо дать читателям, не видевшим спектакля, хоть какое-то представление о пьесе. Внешне канва проста, хотя и достаточно нестандартна. Самая обычная семья: отец, мать, дочь. Впрочем, на первое место стоило бы поставить мать, поскольку именно она является "добытчицей", работая риэлтором, а по ночам занимаясь пошивом занавесок, чтобы оплатить дочкину учебу в вузе. Отец же - инфантильный мечтатель, музыкант-кларнетист, мечтающий играть в большом оркестре; но эта его мечта наталкивается на такое противодействие супруги, что даже музыку он вынужден слушать, закрывшись в туалете. Дочка же, еще недавно бывшая отличницей, из-за несчастной любви, что называется, "пошла по рукам". Есть еще друг семьи, бывший боцман, алкаш и халтурщик, который по причине горячей любви к алкоголю все никак не докончит ремонт в их квартире. И вот в это-то совсем не святое семейство внезапно приезжает мать отца, которая оставила своего ребенка еще маленьким, уйдя в религию. Сперва жена встречает ее в штыки, но незаметно старуха приобщает её к религии, и тут жизнь семьи сказочно меняется. Для сына она находит несложную, но хорошо оплачиваемую работу, жена за хорошие деньги продает под склад большое помещение, и даже сосед-боцман вдруг бросает пить и начинает работать на совесть. И только строптивая дочка отбрасывает бабушкину веру и после ссоры со своим возлюбленным бросается с балкона. Пока она лежит в больнице в бессознательном состоянии, в семье снова наступает разлад. Выясняется, что отец работает на складе у священника, который торгует сигаретами и алкоголем. Вера в Бога рушится, и отец отказывается от выгодной работы. Дочка же, над кроватью которой отец и сосед исполняют нечто вроде ритуальных танцев, все-таки приходит в себя. А бабушка умирает...

Если не считать "чудесного" воскрешения девчонки, то история вполне житейская, и характеры выписаны драматургом узнаваемые и достоверные. Достоверность, "настоящесть" происходящего на сцене усилена многими деталями. Так, реанимационное оборудование было предоставлено 9-й городской больницей; риза священника - Украинской греко-католической церковью в Одессе, реальны (а не бутафория) книга о житии Серафима Саровского в позолоченном переплете, икона Богоматери, африканская маска, найденная на Староконном рынке.

По ходу действия на обеденном столе появлялись настоящие блинчики из ближайшей к театру пиццерии, один из актеров в самом деле играл на кларнете, а исполнительницы роли юной героини прямо на глазах у зрителей сбривали себе волосы на голове. И даже запись "Весны священной" Игоря Стравинского - музыкальный лейтмотив спектакля - взята не какая-нибудь, а в исполнении Филадельфийского симфонического оркестра под управлением самого автора. А в финале на экране возникает видеозапись взрыва в Домодедово, когда погибла автор пьесы.

И манера актерской игры тоже под стать сценографии. Узнаваемо. Детально. Достоверно. Но не более того. Между тем, когда знакомишься с оригиналом, т. е. самой пьесой, то понимаешь, что через быт автор пыталась поднять с темы бытия. Насколько ей это удалось - другой вопрос, но оригинальное название пьесы - "Язычники" - указывает на это со всей непреложностью.

Назвав свой спектакль "Террористы", режиссер, по всей видимости, хотел подчеркнуть, что корни террора, одной из жертв которого стала Анна Яблонская, - в семье, в отношениях самых вроде бы близких людей. С этой целью С. Проскурня достаточно смело перекомпоновал первоисточник, однако тем самым довольно- таки произвольно изменил авторские акценты.

Анну Яблонскую принято причислять к представителям т. н. "новой русской драмы". Популярный режиссер Кирилл Серебренников говорит о пьесах этого направления, что они "обладают очень странной, дискретной, разорванной структурой... У них шесть финалов, у них не конец, а многоточие в конце... Мы видим практически полное отсутствие так называемой "хорошо сделанной пьесы". Между тем фабула "Язычников" внятна, и структуру пьесы никак не назовешь "разорванной, дискретной". Профессионально пьеса сделана крепко, акценты расставлены достаточно внятно, а что касается "многоточия в финале", так ведь еще Лев Толстой остроумно заметил, что все романы заканчиваются браком, в то время как настоящий роман начинается после брака. Так что считать "Язычников" новым словом драматургии, как это поторопились сделать некоторые апологеты А. Яблонской, мягко говоря, не приходится. В известной степени эта пьеса - калька с произведений английских "молодых рассерженных" второй половины 1950-х. Писателей и драматургов этого направления объединяло недовольство действительностью и, в частности, положением молодёжи в обществе, протест против лжи и лицемерия. Также можно вспомнить и некоторые произведения советских драматургов (В. Розова, А. Арбузова и др.) Другое дело, что, побунтовав, герои этих пьес, как правило, благополучно вписывались в реальность. Но ведь, по существу, то же самое происходит и с героями "Язычников": дочка выздоравливает и собирается восстановиться в университете; мать пристрастилась к интернету и ей "еще никогда в жизни не было так интересно"; отец, хотя и ушел из семьи, но тоже не пропал - работает торговым представителем; а боцман, бросив пить, ушел в рейс. Да и бабушка, если на то пошло, "упокоилась на небесах"... Словом, все герои так или иначе приспособились к жизни, так что финал в известной мере - утешительный.

Однако так в первоисточнике. Режиссер же убрал финальные монологи отца, матери и дочери, из которых мы узнаем об их дальнейшей судьбе, заменив их эффектной, но невразумительной точкой в виде кадров домодедовской трагедии. Однако на столь решительную перекомпановку оригинала мало кто обратил внимания. Мнения схлестнулись прежде всего вокруг использования нецензурной лексики. Почему-то именно это, а не качество и смысл спектакля оказалось в центре обсуждения. Я не сторонник нецензурщины в искусстве, и вполне солидарен с Эдвардом Радзинским, который пишет, что "когда ненормативная лексика стала нормативной, я ее ненавижу". Однако стоило бы задуматься, почему автор пьесы, выросшая в интеллигентной семье и обладавшая хорошим вкусом, столь активно пользуется матерными словами. Очевидно, для того, чтобы точнее и адекватнее передать "правду жизни" так, как она это понимала. И с этим нельзя не считаться. Другое дело, что, на мой взгляд, прибегать к таким средствам воздействия следовало бы более экономно. Когда-то я читал, что русские актеры-трагики позволяли себе кричать только один раз за пятиактную пьесу - в центральный, самый критический момент роли. Мне кажется, что такой подход вполне применим и к обсценной лексике. В пьесе А. Яблонской, кстати, есть совершенно замечательный для этого эпизод, когда богомольная бабушка, доведенная до исступления проделками внучки, внезапно матерится. Вот тут мат более чем уместен, поскольку замечательно точно характеризует ситуацию. К сожалению, актриса Cалина Кобзарь-Слободюк, играющая бабушку, подает этот момент как-то чересчур бытово, маловыразительно. Хотя, может быть, просто режиссер не дал ей в этой сцене развернуться.

Вообще говоря, к актерам трудно предъявить претензии. Разве что Павел Савинов, игравший отца, "ходил по сцене и говорил, как паралитик; у него "нет своей воли", и исполнитель понял это так, что было тошно смотреть". Правда, одна столичная критикесса посчитала почему-то, что именно этот актер является "камертоном спектакля", и по нему надо все настраивать и уточнять, но, если бы это было так, то, подозреваю, что со спектакля ушло бы как минимум вдвое больше зрителей, хотя и так ушедших было предостаточно. Увы, но зал Украинского театра, и без того заполненный в лучшем случае наполовину, после антракта опустел еще примерно на четверть, если не больше, а первые зрители начинали покидать театр уже через полчаса после начала представления. Автор этих строк наблюдал такую картину на втором спектакле, но очевидцы утверждают, что подобное происходило на всех представлениях, так что победные реляции организаторов, будто на акции побывали за три для 2000 зрителей, выглядят довольно-таки сомнительно. И дело, как мне кажется, не только в неприятии обсценной лексики. Откровенно говоря, спектакль скучноват и, что называется, на любителя. Одесская публика во все времена была достаточно консервативной, и театральные новации приживались здесь только после апробации в столицах.

Вместе с тем не могу согласиться с мнением, будто после такой постановки Анна Яблонская для одесских зрителей будет потеряна надолго. Все-таки, как ни печально это признать, но трагическая гибель в результате теракта возвела Анну Яблонскую в ранг культовых героев. По имеющейся информации, сейчас ее пьесы, и прежде всего "Язычники", готовятся к постановке едва ли не в двух десятках театров. Так что когда-нибудь эта мода дойдет и до Одессы. Другое дело, что уже невозможно решать это сочинение в том ключе, какой предложил С. Проскурня; пустеющий во время представления зал напугает кого угодно. Просто надо не проводить акцию, а ставить пьесу. Желательно - следуя за драматургом.

Александр ГАЛЯС.

Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья