Номер 3 (1149), 25.01.2013

В Цюрихе прошли три премьерных спектакля "Письмовник. Элегия", поставленного одесситом Алексеем Ботвиновым на немецком языке со швейцарскими актерами. В основу спектакля положен популярный роман Михаила Шишкина.

Отметим, что оригинальный спектакль несколько лет идет в Одессе в постановке того же А. Ботвинова с актерами Украинского театра Ольгой Петровской и Евгением Юхновцом. Впечатлениями о работе в Швейцарии Алексей Ботвинов поделился на своем сайте.

- Когда я решил попробовать поставить немецкую версию спектакля - это был один из самых больших вызовов моего творческого пути. Одно дело музыка - истинное эсперанто, на этом поле успехи наших артистов в Европе и мире известны и в какой-то мере ожидаемы. С театром же ситуация совсем иная. Мало кому из украинских или российских режиссеров вообще позволяют что-либо ставить в Европе, особенно в Германии. Исключения, конечно, есть (Серебренников, Жолдак, Черняков в опере), но это лишь исключения. И дело не только в "закрытости" режиссерской немецкоязычной тусовки, но, в первую очередь, в другом эстетическом направлении Deutsche Regie-Theater (немецкого режиссерского театра). Мейнстрим там отличается от принятого у нас продолжения школы Станиславского кардинальным образом. Немецкий (и, естественно, швейцарский и австрийский, голландский и скандинавские) театр продолжает традицию отстраненности и социально-политической остроты Брехта. Авангард и модерн настолько продвинулись в исследованиях крайностей допустимо возможного для показа на сцене, что между "средним типичным" спектаклем в Москве и, допустим, в Берлине, существует не просто эстетическая разница, но пропасть. Кстати, и Жолдак, и Черняков работают четко в современном немецком стиле. Сразу оговорюсь: я совсем не отрицаю его - для меня обе эти ветви современного театра одинаково интересны. Речь идет лишь об уровне талантливости и оригинальности каждой конкретной постановки.

Но мой "Письмовник" сделан явно в российской театральной традиции, потому что, по моему убеждению, роман этого требует. Для меня в романе главное - не виртуозные модерновые игры с читателем в форме повествования, кстати, довольно небольшие по сравнению, допустим, с "Венериным волосом", но основной посыл романа - пронзительная сила и искренность эмоций, разговор о Главном. Для меня Шишкин - продолжатель великой русской литературной традиции (кстати, именно об этом говорит и европейская пресса в каждой рецензии на его произведения). Поэтому спектакль был сделан в достаточно традиционной манере - в стиле школы Станиславского, с сознательным отказом от ярких "режиссерских штучек". (Вообще, весь проект возник у меня не потому, что я его планировал, но потому, что не мог его не сделать; роман сам диктовал мне и необходимость его воплощения, и сценические концепции).

Итак, первый импульс к переносу проекта на европейскую сцену был от Михаила Шишкина. Именно автор выразил такое желание, и я решил рискнуть. (Вообще, Михаил оказывал всяческую поддержку проекту; без этого, конечно, ничего бы и не могло состояться).

Но не у одного меня были опасения, что этот спектакль, явно идущий наперекор тому, что принято считать в Европе прогрессивным и современным, может быть отторгнут публикой. Поиск продюсера затянулся надолго именно по этой причине. Вообще-то, если я наметил творческую цель, меня остановить довольно сложно, но здесь ситуация была кардинально другой: выход на новое, незнакомое игровое поле. На каком-то этапе я уже стал подумывать о том, чтобы забросить эту идею - и тут моральная поддержка Михаила была очень важна. Пара фраз, сказанных им в одной из наших бесед, останутся между нами, и я продолжил поиски. Естественно, продюсером, поддержавшим мои идеи, должен был стать человек, сам глубоко и тонко чувствующий искусство. Антуан Гетчел - не только потомок рода Рахманинова, но и настоящий ценитель искусства. Ирония судьбы (а может, естественность ее хода) привела к тому, что он стал продюсером проекта, в котором музыка его великого предка играет центральную роль, и также его сын Оливер исполнил мужскую роль. (И блестяще исполнил!)

А. Гетчел понимал, что мы идем вразрез существующей театральной традиции, но он сознательно пошел на этот риск. Кастинг актеров прошел довольно быстро; к моему удивлению, как только я увидел сына Антуана, только закончившего театральный институт Оливера, мне стало ясно, что он идеально подходит на роль Володи. И уже со второй попытки нашлась актриса - Мариса Ригас, тоже швейцарка, в которой нам всем виделся большой актерский потенциал и разнообразность. Ей предстояло его раскрыть в ходе работы над пьесой. Забегая вперед скажу - ей это удалось на все 100 %.

Вторая проблема, беспокоящая меня, подтвердилась уже во время кастинга. Когда я говорил актерам о главной задаче в этом проекте - потрясти зрителей глубиной и интенсивностью искренних чувств и переживаний - они подтвердили мне мои опасения: их пять лет учили в театральном институте не показывать, но скрывать чувства; полностью эмоционально отстраняться от происходящего в душе. Вот так разница в театральных школах! На мой взгляд, было бы правильно учить актеров не только системе Брехта, но и Станиславского. Но не мне учить немецкий театр!

В общем, актеры были в искреннем восторге от материала пьесы, но честно признались, что будут во многом делать вещи, прямо противоположные тому, чему их учили. Для меня задачка вырисовывалась не из простых. Я ведь делал спектакль во второй раз в жизни как режиссер - и работе с актерами я не учился. Но отступать было некуда, да и, честно говоря, не хотелось. Чрезвычайно интересный творческий вызов получился.

Кстати, для видевших оригинальный спектакль на русском - весь текст и структура спектакля остались, изменились сценография и некоторые световые эффекты. Замечательный и очень популярный из-за своей особенной, загадочной ауры цюрихский театр STOK предполагает размещение зрителей с трех сторон вокруг сцены, поэтому я принял решение, что актеры будут оставаться на сцене все время спектакля. Безусловно, это значительно сложнее для актеров, чем возможность периодически уходить за сцену, как было в русской версии (и как обычно в театре бывает), но я посчитал, что это создаст большую цельность и напряжение. К счастью для меня и для проекта, актеры справились и с этой сложнейшей задачей. Им нужно было попеременно то "возникать", то как бы "исчезать" из поля зрительского внимания, при этом продолжая находиться совсем близко со зрителями. А актриса должна была состариться по нашему замыслу от 16 в начале до 50 лет в конце спектакля (опять же, находясь все время на сцене) при помощи минимальной косметики - для этого на сцене возникло трюмо - и собственно актерской игры. То есть она не могла выходить за кулисы и активно менять свой облик, появляясь через несколько минут на сцене уже резко в другом виде. Мариса смогла это сделать потрясающе. ( Вообще ее актерский прогресс за полгода работы над этой ролью просто феноменален.)

Если сравнить моих любимых одесских замечательных актеров Олю Петровскую и Женю Юхновца с Марисой и Оливером, то обе пары прекрасны по-своему. Если у одесситов можно выделить силу и мощь эмоций, то швейцарцы покоряли филигранностью и разнообразием. Очень интересно для меня проанализировать, насколько ЯЗЫК откладывает отпечаток на нюансы театральной интерпретации. Немецкая версия получилась более ироничной, местами с черным юмором, и более ностальгически-печальной, чем более трагическая русская версия. Как интересно было работать с актерами и понимать, что делать 100 %-ную кальку с русского оригинала не стоит, уже потому, что немецкий перевод диктует много других акцентов. А самое интересное: я понял, насколько разные нюансы есть у нас и европейцев в чувствах и реакциях на одни и те же события. А я ведь столько лет практически живу в Европе, знаю, что мы с ними - разные, но только теперь, работая над этим проектом и честно углубляясь в работу с актерами над эмоциями, понял, насколько мы разные. Конечно, реакции на боль, счастье, потери, радости такие же, но с нюансами. И понять эту разницу было безумно интересно.

Но вернемся к спектаклю. Самый, наверно, главный итог лично для меня: русское высокое искусство важно и актуально не только у нас, но и в Европе. Ведь проект - чисто русский. Шишкин, Рахманинов, Скрябин, русский пианист и режиссер. И русские мощные чувства и идеи оказались полностью понятными цюрихской публике. Премьера была успешной. Тишина в зале - удивительной. Овации - долгими. Люди, абсолютно все, оставались в театре (благо, был открыт бар с напитками) еще на час-полтора после окончания. Никто не уходил сразу, люди обменивались впечатлениями, потом общались со мной и актерами, и у всех в глазах был истинный восторг или удивление от пережитых сильных эмоций. Особенно потрясающим для меня лично был второй спектакль. На нем большая часть зала состояла из работников швейцарского банка - спонсора спектакля. Когда я увидел множество чопорных людей в бизнес-костюмах и галстуках, я сказал моим актерам перед спектаклем: "Не обращайте внимания сегодня на публику, играйте для самих себя". И каково же было мое изумление - видеть в конце этих банкиров, устраивающих бурную овацию. Потом от них мы выслушали столь же много и точно таких же комплиментов, как и от публики в первый и третий вечер.

От редакции. Наша газета уже не раз писала об отличном спектакле Алексея Ботвинова - в одесской его версии. И мы рады, что наш земляк сумел проявить свой талант и в иной культурной и языковой среде.

Публикацию подготовил
Александр ГАЛЯС.

Фото с сайта А. Ботвинова.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья