Номер 22 (767), 10.06.2005

К 90-летию со дня смерти Александра Николаевича Скрябина

...Кажется, никому из современников – не одних только музыкантов – не удалось избежать воздействия Скрябина, остаться равнодушным к феномену его творчества и его личности. "Больше всего на свете я любил музыку, больше всего в ней – Скрябина", – это Борис Пастернак о кумире своей юности. Скрябин и пророчество всемерного обновления жизни, Скрябин и дух революции как неразрывное единство жили в сознании русских интеллигентов начала XX века. "Понять его – значит уйти от дневной сутолоки, отрешиться от банальности, буржуазности", – пытались выразить это ощущение рядовые рецензенты скрябинских концертов. Сам же композитор не сомневался в своей исключительной миссии, ради которой он пришел в мир, и стал творцом абсолютно новой, неслыханной доселе музыки.

Был ли он в действительности пророком? Или иначе: что заставляло окружающих представлять его именно таким, – его, маленького, хрупкого, нервозного человека, обремененного постоянными денежными трудностями, сложными семейными отношениями, часто, казалось бы, лишенного физической возможности творить спокойно и независимо?

Разумеется, прежде всего его действительно уникальный талант создавать "новые миры звучаний", облачать абстрактную идею в упоительно-изысканные звуковые одеяния и сообщать ей действенную силу посредством небывалой ритмической энергии. Прислушаемся к Б. Асафьеву, младшему современнику Скрябина: "Если он открыл новый мир звучаний, то только лишь потому, что его психика и его мысль тесно связаны с жизнью его эпохи".

Скрябин по своим воззрениям, симпатиям – типичный русский художник начала прошлого века, плоть от плоти причудливой, экзальтированной атмосферы, пронизанной токами всевозможных мистических учений, фантасмагорий и реальных кровавых переворотов, трагедии и безудержной чувственности, философии бунта и чистых порывов к свободе духа. Искусство воспринималось как инструмент проникновения в глубины непознанного, к некоей конечной истине; оно должно было проложить путь преобразования жизни – это ключевой момент творческих исканий Скрябина.

Творческая жизнь композитора была нелегкой – от ранних опусов конца 80-х годов XIX века до произведений, создание которых оборвалось трагически нелепой смертью в 1915 году. Однако, если поставить рядом первое и последнее сочинение Скрябина, неискушенному слушателю очень трудно будет установить в них авторство одного и того же человека: настолько стремителен был его "бег к заповедным границам искусства".

Он начал как камерный, сугубо фортепианный последователь Шопена, миниатюрист, вообще не признававший симфонической музыки. Прошел через грандиозное пиршество оркестровых красок и предельную экспрессию (3-я симфония "Божественная поэма", "Поэма экстаза", "Прометей"), отказался от простого лиризма, певучей мелодии в пользу символов, магических тем-заклинаний, "математичности" формы, ухода от привычных жанров.

Идея мессианской универсальности искусства привела Скрябина к теоретической разработке новых принципов и приемов художественного синтеза. "Его фантазия не знала удержу, отправившись в неизмеримые пространства синтетических грез, – вспоминал Л. Сабанеев. – Он мечтал о симфониях красок, о переливах цветов и образов, о движущихся архитектурах, которые он хотел осуществить в виде столпов фимиама, освещенных огнями и образующих призрачные храмы и обелиски. Он говорил о каких-то неведомых инструментах, о шепотах, которые будут одним из ингредиентов общего, о слове под музыку, о симфониях ароматов, ласках осязаний и прикосновений".

...Интересно, что ныне, в компьютерный век, эти фантастические по тем временам проекты внешне вполне осуществимы; мало того, они уже опробованы в... дорогих шоу. Скрябинская же "Мистерия" так и остается недосягаемой мечтой об идеале слияния человечества в едином творческом акте, охватывающем все бытие.

Скрябин-философ – дитя своего века. Сегодня, когда к нам вернулись живые тексты символистских манифестов, ясно видна ученическая вторичность концепций и умонастроений композитора. Его ощущение своего внутреннего мира как божественного ("Он велик, хотя я и бываю иногда бедненький, маленький... Он во мне живет. Я еще не Он, но скоро стану Им!") может вызвать улыбку, хотя, пожалуй, и приобрело вновь обаяние, оттого что встало наконец – по духу и стилю – в контекст эпохи.

Главная ценность наследия А. Н. Скрябина – его музыка. Какова ее судьба? Она по-прежнему "репертуарна". Хотя совсем не просто вызвать сейчас в своей душе ощущения, резонирующие этой особенной нервной подвижности, волнующей странности, раздражению без исхода; романтике ожидания, порыва, томления, воплощенной в тончайших красочных оттенках, в воздушной пульсации гармоний таких шедевров, как "Причудливая поэма". "Окрыленная поэма", "Хрупкость", "К пламени"...

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья