Номер 07 (1539), 25.03.2021

В Википедии — 20 статей о людях с фамилией Гельман. Род занятий их разнообразен — от американского физика, лауреата Нобелевской премии, до летчицы — Героя Советского Союза. Но у одесситов эта фамилия ассоциируется прежде всего с Яном Гельманом — знаменитым КВН-щиком, единственным за всю советскую историю этой игры участником трех команд-победителей. 12 марта этого года Ян мог бы отметить свое 70-летие. Но только мог бы... Ибо восемь с половиной лет назад смерть при до сих пор невыясненных обстоятельствах увела его от нас.

В послужном списке Яна (Якова) Альбертовича Гельмана — не только лавры одного из самых известных авторов Клуба Веселых и Находчивых, художественного руководителя знаменитой команды "Джентльмены ОГУ". Он еще редактировал такие популярные телепроекты, как "Городок", "Утренняя почта", "Голубой огонек", был автором нескольких сценариев вручения премии "Серебряная калоша". По его либретто в нашем Театре музкомедии шли спектакли "Карнавал на Французском бульваре" и "Хаджибей, или Любовь к 3000 апельсинов". По его сценариям сняты два фильма — "Золотой ключик" и "Однажды в Одессе, или Как уехать из СССР".

"Послужной список" весомый. Но все эти биографические подробности — для историков, которые, надеюсь, когда-нибудь соберут КВНовские архивы и создадут письменный памятник этой игре, так много значившей в бывшей "шестой части света". В памяти же современников он останется Яном Гельманом, и не просто именем–фамилией, а явлением. Неординарный, парадоксальный, язвительный, иронично относящийся ко всему на свете (кроме горячо любимой мамы)... Его уникальная манера общения, когда трудно было понять, он шутит или говорит серьезно, была наглядной иллюстрацией ходячего выражения: "В каждой шутке только доля шутки".

Мы познакомились в 1970-м, когда учились в "нархозе" — Институте народного хозяйства (ныне национальном экономическом университете). Занимались на одном курсе планово-экономического факультета, но в параллельных группах: я в первой — по специальности "планирование народного хозяйства", он — в третьей ("планирование промышленности"). Ян пришел к нам на второй курс, перед этим проучившись год на вечернем факультете. Каким-то образом ему удалось перевестись с вечернего на дневной, не потеряв при этом год (смутно помню, со слов Яна, что ему помог Анатолий Чередниченко, тогдашний секретарь обкома партии, читавший лекции на вечернем факультете нархоза). Ян сразу выделился из студенческой, довольно-таки (чего греха таить!) однородной и аполитичной массы, своей ироничностью и острыми, откровенными суждениями. Неудивительно, что именно он, со своим закадычным другом Наумом (Нюмой) Розенштейном, и стал "закопёрщиком" создания в нархозе команды КВН.

Не стану вдаваться в подробности, каким образом команда нархоза прорвалась на всесоюзный телеэкран. Но, когда это случилось, нам казалось, что именно Ян должен быть ее капитаном. Тем более, что он был, как это сейчас принято говорить, неформальным лидером. Но тут сказалась пресловутая "пятая графа". Ибо, с каким пиететом и сладостью ни вспоминай советские времена, а антисемитизм являлся неофициальной государственной религией...

Список нашей команды, ввиду исключительной значимости такого события, как участие в Кубке Центрального телевидения, утверждали в обкоме партии. А там взялись за голову, обнаружив обилие представителей определенной национальности. И буквально дословно руководству института было высказано пожелание: больше опираться на "местные кадры". Это не значило, что кого-то конкретно надо выгонять из команды, но вот Гельман в роли капитана... В общем, предложили подумать...

Пока шла подготовка к открытию сезона, "капитанская тема" постоянно возникала в "кулуарах". Нетерпеливый Саша Копайгора (будущий директор Украинского и Русского театров) всё допытывался у начальства, когда же начнут готовить конкурс капитанов, но всякий раз слышал уклончивые ответы. Пока однажды на репетицию не привели высокого симпатичного парня и представили: это Миша Лашкевич, он будет капитаном. Гельману же честно рассказали, что в обкоме показали "объективку" на него и категорически запретили ставить капитаном. Бедный Миша не обладал никакими данными для назначенной ему роли, зато был коммунистом. И в дальнейшем нам просто повезло, что будущий капитан — при довольно-таки характерной внешности — носил чисто русскую фамилию — Макаров.

Пока оставлю на будущее историю победного сезона 1971-72 гг. Об этом худо-бедно, но есть еще кому рассказать. Остановлюсь на том, о чем наверняка помнят единицы.

В марте 1972 года у Яна возникла идея выступить на вузовском первоапрельском празднике сугубо "своей", студенческой командой. Помню, как десять дней мы сидели в квартире Яна, на пятом этаже здания китобойной флотилии "Слава" (в той же парадной жил Михаил Водяной), сочиняя текст приветствия, а затем еще неделю его репетировали по три-четыре часа. И все ради того, чтобы побыть на сцене каких-то 5-6 минут!

Впрочем, к тому времени мы уже хорошо знали, что самая лучшая импровизация готовится минимум неделю. Кстати, первым человеком, который просветил меня в этом плане, был именно Гельман. Помню, как будучи еще абсолютным неофитом, я наивно спросил его, почему в КВНе так мало импровизации. На что Ян ответил сугубо по-одесски, вопросом на вопрос:

— А сколько шуток ты можешь придумать за минуту? Но таких, чтобы было смешно.

Я даже, помнится, опешил:

— Не знаю. Может, одну, да и то вряд ли...

— Ну вот, видишь.

Больше я подобных вопросов не задавал.

Надо сказать, что время мы потратили не зря, наш первый самостоятельный выход имел большой успех у зрителей, что стало стимулом для дальнейших опытов в данной сфере.

В хорошую погоду мы с Яном имели привычку бродить взад-вперед по Пушкинской, обсуждая не только тексты, но и многое другое. (Кто сейчас поверит в то, что полвека назад за час по Пушкинской проезжало не более десятка автомобилей? Но именно так оно и было).

Ян поражал нас, в большинстве своем "абсолютно советских" ребят, своими смелыми высказываниями по поводу происходившего вокруг. Фактически он был первым "антисоветчиком", которого я встретил в своей жизни. Должен сказать, что в присутствии Яна и мы становились как-то смелее и позволяли себя достаточно острые шуточки по поводу тогдашних советских лидеров и прочего начальства.

Кстати, первый свой гонорар я получил благодаря Яну и вместе с ним. Кто-то из его знакомых заказал нам написать приветствие для школьной команды и в знак благодарности вручил червонец — совсем неплохие по тем временам деньги (стипендию в том году составляла 40 целковых, а перед этим — всего 28). Почему-то хорошо помню, что искомая встреча и получение денег в обмен на текст произошла возле памятника Потемкинцам (там сейчас стоит Екатерина).

А вот еще одна история, о которой тоже вряд ли кто помнит.

После окончания института, в ноябре 1973 года, меня призвали в армию. Поскольку в нашем вузе не было военной кафедры, предстояло год служить рядовым. У Яна же ситуация была иная.

Дело в том, что госэкзамен по политэкономии он благополучно завалил. Хотя не менее вероятно, что его могли завалить, поскольку Ян, мягко говоря, не баловал педагогов своим присутствием на их лекциях и семинарах, а преподаватели такое пренебрежение своим предметом страх как не любят. Ян надеялся на свою известность, но КВН тогда уже закрыли, а обиды у педагогов остались. И все бы ничего, да только, имея на руках вместо полноценного диплома справку о том, что проучился в вузе четыре года, Ян рисковал "загреметь" на военную службу на целых два года, притом рядовым. Он рассчитывал, что год каким-то образом протянет, а следующим летом все-таки сдаст госэкзамены. Но не тут-то было. Карающая рука военкомата настигла его в весенний призыв, и рядовой Гельман отправился служить в славный город Буйнакск, находившийся в Дагестанской АССР. В ту пору в этом городке проживало аж 38 тысяч жителей. Попасть после миллионной Одессы в такое захолустье, да еще на целых два года — нетрудно себе представить, что мог испытывать одессит, да еще и еврей с КВНовским прошлым!

Впрочем, мне это и представлять не надо, поскольку я мог судить о его настроении и переживаниях из писем, которые получал из далекого Дагестана в "свою" Евпаторию.

И вот тут случилась история, которая лишний раз подтверждает, что жизнь — самый потрясающий сценарист. Однажды, не выдержав издевательств какого-то сержанта, Гельман ударил его табуреткой по спине, нанеся серьезную травму. По всем законам Яну предстояло идти под военный трибунал с малоприятными последствиями. Но, на его счастье, в ситуации решил разобраться начальник политотдела, который не только распорядился спустить дело на тормозах, но и взял Яна к себе в штаб писарем. Более того, сей начальник предоставил рядовому Гельману отпуск, во время которого Ян успел сдать госэкзамены и получить вожделенный диплом. Что позволило ему уволиться из армии через полгода, прослужив, таким образом, не год и не два, как все "нормальные" люди, а полтора. Уникальный случай в истории Советской Армии!

Эту историю он описал мне в письме, но, увы, наша армейская переписка не сохранилась, ибо кто из нас мог тогда подумать, что когда-нибудь она могла бы иметь значение исторического документа.

Строго говоря, это тот период жизни Яна Гельмана, о котором я могу рассказать что-то более или менее интересное и своеобразное. А после возвращения Яна из армии мы виделись уже нечасто — работали в разных сферах.

Новый этап наших отношений начался в 1980-м, когда я начал активно сотрудничать со СМИ. Ян руководил агитбригадой швейного объединения им. Воровского и несколько раз я делал материалы об этом коллективе. Занимался этим не без удовольствия, поскольку даже такой пафосный жанр Ян умудрялся делать живым и привлекательным. Да и девушки в его коллективе встречались очень даже симпатичные. Хорошо помню одну из них, самую, наверное, красивую — с очень нежным лицом и добрым взглядом. Ее звали Катя, и не раз я видел, как трогательно она ухаживает за своим "творческим шефом".

О "джентльменском" периоде Гельмана есть кому писать и без меня. Надеюсь, что его товарищи по команде ОГУ когда-нибудь поделятся своими воспоминаниями.

А после того, как Ян начал работать в Москве, мы вообще виделись "раз в год по особому случаю". Говорили редко, большей частью, о каких-то будничных делах. Как ни странно, но меньше всего о том, что нас свело и сблизило — о Клубе Веселых и Находчивых. Однако всегда при таких встречах у меня возникало ощущение, будто вернулся в нашу КВНовскую юность; да что там — вернулся, будто никуда из нее и не уходил.

В ноябре 2012-го я был в Театре музкомедии на премьере спектакля "Хаджибей, или Любовь к 3000 апельсинов". Рассчитывал там увидеть Яна как одного из авторов либретто. Кто-то сказал, будто видел его в буфете еще до того, как начали запускать зрителей. Но в зале Яна не было и на финальные поклоны он не вышел. Зная его нелюбовь к театральным церемониалам, я не удивился, хотя отсутствие автора на премьере — явление неординарное, учитывая, что автор был из того же города, где находится театр. А через два дня Света Фабрикант забила тревогу: Яна нигде не могут найти...

Остальное — известно...

На похороны я не пошел. Собирался, но не смог себя заставить. Видеть мертвого Гельмана было выше моих сил. Накануне телевизионщики у меня брали интервью. Давным-давно уже отношусь к телекамере как к аналогу зрительного зала, а выступать на сцене не боялся даже в детстве. А тут вдруг расплакался прямо во время съемок. Говорят, что при монтаже сюжета этот эпизод оставили...

Воспоминаниями поделился Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья