На Одесский кинофестиваль "Золотой Дюк-1988" Эльдар Рязанов приехал в качестве председателя жюри. Естественно, что дни в нашем городе были расписаны буквально по минутам: кроме просмотров конкурсных лент, он проводил еще встречи со зрителями, участвовал в других фестивальных мероприятиях... Но побеседовать с представителями газеты "Комсомольська iскра" (а моим "напарником" был Александр Милкус, нынешний редактор отдела образования и науки "Комсомольской правды") согласился сразу, предупредив, правда, что в нашем распоряжении не более получаса. Но мы были рады и этому.
Однако, когда мы в назначенное время пришли в гостиницу "Красная" (ныне "Бристоль"), в номере Рязанова шло заседание оргкомитета фестиваля. Взгляды собеседников режиссера недвусмысленно свидетельствовали, что мы попали отнюдь не в лучшую минуту. Маленькая женщина в очень больших очках даже попробовала запротестовать: "Эльдар Александрович, у нас же секретные вопросы". К чести режиссера, он остался верен данному слову.
"Так что же, журналисты будут ждать за дверьми?! Некрасиво!" - и решительным жестом придвинул стул поближе к нам.
- Эльдар Александрович, когда мы звонили вам, чтобы договориться о беседе, честно говоря, были готовы к отказу - ясно, что вы очень загружены. И были удивлены...
- Приятно удивлены?
- Да, это было приятное удивление, когда вы назначили встречу. Это, видимо, вообще характеризует ваше отношение к прессе? Ведь что вам еще одно интервью - о вас дипломы, диссертации пишут...
- Знаете, пресса в последнее время очень выросла. Если раньше я разворачивал газету и читал заголовок "Зловещий вояж", то понимал, что рассказывают о том, как Киссинджер приехал в Испанию или Англию. Если я читал заголовок "Миссия доброй воли", - понимал, что это наш министр иностранных дел поехал в Болгарию или Чехословакию. Газеты можно было не читать - все было понятно по заголовкам. Существовали клише лжи, по которым журналисты и работали. А сейчас на прессу тратишь очень много времени: каждый день ложусь в два часа ночи с одуревшей головой. Сейчас даже есть такое выражение: "Читать сегодня интереснее, чем жить".
Раньше я расценивал журналистов просто как представителей второй древнейшей профессии. И не очень-то их жаловал. Но это неуважение равно можно было отнести и ко многим писателям, театральным деятелям, кинематографистам. Все мы были под одним сапогом.
- И, видимо, поэтому сегодня вы все чаще тоже беретесь за перо?
- Естественно. Сейчас положение такое, что каждый человек должен принимать участие в изменении ситуации, в том, чтобы вырвать нашу страну из той глубокой ямы, в которую она погружалась многие годы. Сейчас я - секретарь правления Союза кинематографистов. А раньше я не занимался общественной деятельностью подобного рода. Я никогда не сидел в президиумах и не тратил время на заседания. Считал их бессмысленными и полагал, что те, кто занимается общественной деятельностью, просто таким образом строят себе карьеру. Я помогал людям получать квартиры, ставить телефоны, ложиться в больницы - это была, так сказать, частная общественная инициатива.
- Вот вы говорите, что сегодня можно что-то уже реально делать. Но вот сколько времени прошло после V съезда Союза кинематографистов, а впечатление такое - собрались люди, хорошо поговорили... Когда, по-вашему, мы увидим действительные результаты перестройки в кино?
- Утилитарный взгляд на искусство был навязан нам в свое время Сталиным. Он считал, что каждое произведение должно приносить конкретную пользу, и немедленно. А то, что пользы не приносит, как, например стихи Ахматовой, - это плохо. И этот утилитарный взгляд в нас сохранился - и в вашем вопросе тоже.
Мы привыкли к клишированному мышлению. В стране сейчас идет борьба между прогрессивным и реакционным, между консервативным и либеральным (хотя слово "либеральный" раньше у нас считалось ругательным). Поэтому изменения в кинематографе тоже происходят с трудом, в результате борьбы. Ведь Союз кинематографистов реальной властью не обладает. Он обладает только влиянием, воздействием на общественное мнение. Поэтому модель нового кинематографа где-то лежит в инстанциях и ждет утверждения. Закон об авторском праве, в создании которого участвовал наш Союз, тоже где-то покоится. Все еще продолжается хорошо известное всем бюрократическое торможение.
Всех чиновников не поснимаешь, не заменишь на других. Да и новые-то тоже являются продуктом прежнего времени, воспитывались в предыдущие годы. Вообще, ситуация в стране сложна еще и потому, что огромное количество людей немолодого возраста, читая в газетах о том, что в истории нашей страны было множество ошибок и преступлений, не хотят, не могут с этим согласиться. Почему много так называемых сталинистов, брежневистов, консерваторов? Потому что они должны зачеркнуть свои прежние идеалы, должны признать, что сражались под липовыми знаменами, вдохновлялись фальшивыми лозунгами. Это очень сложно. Порой невозможно. У каждого выстроена своя система оправданий, и главное - правильность прошлого. Немыслимо расписаться в ошибочности собственной жизни. И те аргументы, которые выдвигают некоторые, - мол, зато мы построили Днепрогэс и Магнитку, - смешны. Может быть, при другом повороте нашей истории было бы двадцать Магниток и двадцать Днепрогэсов. Хотя неизвестно, хорошо бы это было или нет. Экологически ситуация очень страшная. Сейчас невозможно дышать, пить, есть - все отравлено, загажено, загрязнено.
- Вы удовлетворены судьбой своих фильмов? Во всяком случае, последних?
- Их смотрят многие зрители. Это главное. К ним не угасает зрительский интерес. Что нравится, что нет - дело зрителей, поскольку в каждой своей картине я стараюсь делать то, что на данном этапе своего развития могу. Себя упрекнуть мне не в чем. Я радуюсь, если людям что-то нравится, огорчаюсь - если не нравится. Не их вина. И если зритель недоволен картиной, то это лишь моя вина.
- После фильма "О бедном гусаре замолвите слово", который в одном из интервью несколько лет назад вы назвали едва ли не лучшей своей и любимой работой, картины, сделанные потом, не вызывают такого ощущения...
- Это ваше личное дело, и я вашу точку зрения уважаю. А вот соглашусь я с ней или нет - это мое личное дело.
- Но мы слышали такие отзывы и от других людей...
- Я знаю другую точку зрения. Я, в отличие от вас, получаю огромное количество писем, и поэтому у меня налажена обратная связь. Я хорошо знаю реакцию зрителей после каждой передачи, каждого фильма. Каждая новая кинокартина приносит мне около 5 тысяч писем, каждая телепередача приносила от 500 до 800 писем. Не считая фильма о Высоцком, после которого я получил просто невероятное количество писем. Так что я и социолог собственных лент. К сожалению, единственный.
Не люблю, когда кто-то говорит от имени народа, хотя никто его на это не уполномочивал...
"Гусар..." ведь провалился. Он вышел в эпоху абсолютного гражданского равнодушия. Такого провала у меня никогда не было! Фильм, рассказывающий о боли, трагедии нашего народа, где угадывались аллюзии, где на материале николаевской России говорилось о нашем 37-м годе, в эпоху застоя смотрели через винные бутылки, через новогодний винегрет. Он не встретил никакого отклика. Я получил только телеграммы от Петрушевской, Окуджавы, Ильинского, Бориса Васильева. В остальном было глобальное равнодушие. Всем было глубоко насрать на то, что происходило в стране. Так и напишите!
Ни одной рецензии. Меня просто судила "Литературная газета". Вызвали на редколлегию, и было устроено аутодафе, где Чаковский говорил: "Куда вы идете! "Гараж", теперь "Гусар"! Вы клеветник". Что они мне говорили - Галанов, Гулиа, Кривицкий! А вы говорите - блестящий фильм!
- Вас не настораживает, что в первых рядах борьбы за перестройку не руководители, у которых есть реальная власть...
- А кто вам сказал, что руководители должны бороться за перестройку?
- Но ведь бьются те, у кого реальной силы вроде бы и нет, - журналисты, кинематографисты... Не кажется ли вам, что десятью, пусть даже ста фильмами о бюрократии мы ее не победим?
- Кажется. В период первой оттепели я сделал фильм "Карнавальная ночь" про идиота, который руководит искусством. И вся моя последующая жизнь убедительно доказала, что этот фильм никакого влияния на искусство не оказал.
- В своей книге вы написали, что первой вашей песней была "У природы нет плохой погоды". Но была ведь песня про журналистов: "Обо всем, что было на планете, ты читаешь по утрам в газете...". Почему эта песня забыта?
- Песня была написана для фильма "Остров Сахалин". Придумывала ее вся съемочная группа. Было это в 1954 году. Потом эта песня была переделана для фильма "Дайте жалобную книгу".
- Известно, что одну песню вы написали вместе с Александром Галичем...
- Да, но ее знаю только я, поскольку Галич уже умер.
- Какова ее дальнейшая судьба?
- Без ответа.
- Хоть вы только что хвалили прессу, но информация о том, что с фильмом "Забытая мелодия для флейты" вы ездили в Израиль, дошла до нас только в виде слухов...
- Получилось очень просто. Раньше израильские фирмачи покупали наши фильмы через посредников, но последние два-три года они стали приобретать их напрямую с "Совэкспортфильмом". Картину купили и пригласили нас с женой приехать. Я выступал перед фильмом, у него был большой успех. Нас принимали хорошо, душевно. Кстати, там люди смотрят наше телевидение. В газетах печатается программа и нашего ЦТ. Мне задавали вопросы: "Когда вы вернетесь в "Кинопанораму"? Каковы ваши отношения с ЦТ после статьи в "Огоньке"?" Это было слышать там странно, но понятно, что приходили в основном люди, которые не порвали духовных связей со своей, как сказать?.. Если Израиль - их прародина, то СССР - их вторая родина. Так вот, не порвали духовных связей с нашей страной.
- Кстати, а какие у вас сейчас отношения с телевидением?
- Никаких. Каждый выбирает ту дорогу, которая ему по душе. На телевидении дисциплина, пожалуй, более сильная, чем даже в армии. Там никто не смеет возразить начальнику. В противном случае он окажется на улице (ему дадут сапогом под задницу). Для творчества такие взаимоотношения не годятся. Мне их очень жалко. Если там говорят: "Вырезать", работник послушно вырезает. В эпоху гласности, отсутствия цензуры такие отношения устарели. Поэтому я и ушел (и хлопнул дверью)! И перспектив для возвращения при нынешнем руководстве Гостелерадио нет никаких.
Председатель Гостелерадио Аксенов в публичном выступлении сказал, что "мы не допустим на наши экраны тлетворную рязановскую смесь". Это цитата из его выступления. На вечере Александра Галича в Доме кино у меня брала интервью бригада программы "Взгляд". Потом в молодежную редакцию был звонок первого зампреда Гостелерадио с требованием или вырезать Рязанова, или вообще не давать сюжет. Меня выкинули, а комментатор Владимир Мукусев слово в слово повторил все то, что я говорил в интервью. А из программ, в которых я был раньше снят, меня теперь вырезают задним числом.
- Эльдар Александрович, какие у вас воспоминания об Одессе? Только ли как о городе, где вы иногда отдыхаете, или есть воспоминания о работе здесь?
- Я снял здесь почти треть фильма "Берегись автомобиля".
- Тогда традиционный вопрос: каковы ваши творческие планы? Собираетесь ли еще снимать в Одессе?
- Я могу только сказать о том, что я намерен снимать. А буду ли - это еще под вопросом. Речь идет об экранизации романа Владимира Войновича "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина".
- А сценарий уже утвержден?
- Кем?
- А кто должен утверждать сценарии?
- На студии он утвержден. Лежит в Госкино. Ситуация сложная. За этот роман в свое время Войнович был исключен из Союза писателей и выдворен из страны. Борьба продолжается...
Последней фразой Эльдар Александрович, как опытный драматург, поставил точку в нашем разговоре.
Беседовали мы и в самом деле около получаса. Текст получился насыщенным и - по тем "перестроечным" временам - достаточно острым. Но до газетной полосы дошло не все. Дело в том, что Рязанов категорически потребовал согласовать интервью с ним. И по каким-то своим соображениям перечеркнул примерно четверть нашего текста. Он не оспаривал написанное, не упрекал нас в том, будто мы исказили его слова (благо, разговор был записан на магнитофон), просто перечеркнул часть текста - и все.
В таком виде беседа была опубликована в "Искре", а затем и в киевском "Комсомольском знамени". Но оригинал сохранился. И теперь, после смерти режиссера, я решил, что стоит опубликовать интервью 27-летней давности, так сказать, в первозданном виде. Ибо теперь все, что связано с выдающимся кинорежиссером, окончательно стало достоянием Истории.
)
