Номер 33 (929), 5.09.2008

Народный артист России Леонид Хейфец - один из "последних могикан" советской театральной режиссуры. Ученик знаменитого режиссера Алексея Попова и прославленного педагога Марии Кнебель, постановщик легендарных спектаклей и воспитатель новой режиссерской поросли. Сейчас он ставит в нашем Русском театре спектакль по пьесе Чехова "Дядя Ваня"...

- Почему выбрали именно эту пьесу, а не, скажем, Островского, который сегодня кажется едва ли не нашим современником?

- Я, конечно, могу очень сильно ошибаться и не берусь гарантировать верность своего ответа. Но хочу сказать вот что. Одиночество не имеет времени. Одиночество не имеет места жительства. Одиночество не имеет погоды. И у одиночества нет ничего, кроме него самого.... Когда человек один, когда он ощущает, что прожил жизнь зря...

А я знаю, что огромное количество людей у нас оказались выброшенными на мель - без какой бы то ни было "зацепки". Им просто сказали: все, что вы делали в своей жизни, на хрен никому не надо! Все то, о чем вы думали, все то, чем вы жили, все это никого теперь не интересует... Таких людей очень много и, может, они в "Дяде Ване" найдут что-то для себя близкое.

Иван Петрович Войницкий ощущает себя человеком, верившим в идеалы и потерявшим эту веру. Доктор Астров работает день и ночь, как многие, и, как многие, ничего в этой жизни не знает и не видит - ни поддержки, ни любви. Девочка, не вышедшая замуж, не нашедшая отклика в любви, не рожавшая, без какой-либо надежды на семью... Сколько таких ходят по солнечному городу Одессе?! Сколько таких ходят по северному городу Мурманску?! Только на Севере они одеты в шубы, чтоб не замерзнуть, а тут они носят шорты... А что у них внутри?! Те же слезы! Вот если удастся про этих людей рассказать... Хотя говорю откровенно - тружусь не без сомнений, не без тревоги...

- И это, несмотря на 45-летний опыт профессиональной режиссуры... Кстати, а каким вам помнится дебют: вы ведь ставили в Центральном театре Советской Армии пьесу никому в ту пору не ведомого журналиста Юлиана Семенова?

- Я должен сказать, что встреча с Юлианом Семеновым была для меня огромным счастьем. Я встретился с молодым бородатым человеком, который только что приехал из Сибири, из Красноярского края, где он работал корреспондентом "Комсомольской правды". Он принес пьесу о строителях трассы "Абакан-Тайшет". Хотя это даже пьесой нельзя было назвать - просто очерки, только разбитые на диалоги.

Но, так как я до этого сам побывал в Сибири, то знал, как сложно добывают свой хлеб эти ребята. Они работали на "стройках коммунизма"- без перчаток в сорокаградусные морозы, без горячей еды месяцами, в рваных кирзовых сапогах - во имя идеи ближайшего коммунистического будущего. Тогдашний энтузиазм автора пьесы, его вера в светлое наше будущее совпали с моими чувствами, а также с чувствами 26 артистов Театра Советской Армии, в большинстве своем никому тогда неведомых. Из тех, кого сегодня может знать читатель, назову Федора Чеханкова и Алину Покровскую (героиня фильма "Офицеры"). Но спектакль получился искренний.

- А вскоре вы поставили пьесу Алексея Константиновича Толстого "Смерть Иоанна Грозного" с сыном вашего педагога, Андреем Алексеевичем Поповым, в главной роли, и этот спектакль имел грандиозный успех. Вы предвидели, что после показа в прямом смысле слова проснетесь знаменитым?

- Нет. Если бы мне кто-то сказал об этом за час до премьеры, я бы просто рассмеялся. Один из работников театра, просмотрев прогон, сказал: "Не хочется вас огорчать, но работа не получилась". Потому все то, что произошло, было для нас большой неожиданностью.

- В этой постановке Сергей Шакуров играл роль Шута. Уже стал театральной легендой эпизод, когда он после смерти царя, чтобы выразить свое горе, начал ходить по сцене на руках. Как родилась эта мизансцена?

- Я в то время еще не имел московского жилья, жил прямо в театре, на пятом этаже, в одной из гримуборных. Там помещалось трюмо и раскладушка - больше ничего. А на шестом этаже находилась казарма для солдат, которые проходили срочную службу при театре: актеров, пожарников, рабочих сцены (бесплатная рабочая сила!). Сережа Шакуров был в этой команде. Я уже не помню, по каким основаниям он получил роль Шута, но, поскольку мы оба жили в театре, он ко мне часто спускался на пятый этаж, и мы сидели на раскладушке, разговаривали об этой пьесе и спектакле. Я знал, что Сережа - мастер спорта по акробатике. Однажды у нас возник разговор: "А что ты можешь?". Он сказал: "Я могу все! Колесо сделать, сальто назад, пройтись на руках - без проблем". И вот от этих его возможностей и - что особенно важно - от его нерва (а Шакуров уже тогда, мальчишкой-солдатом, выделялся своей душевной остротой) и родилась такая нестандартная идея. Кстати, этот спектакль даже выдвигали на Госпремию. Причем в списке номинантов были четверо: режиссер- постановщик, художник Иосиф Сумбаташвили, исполнитель главной роли Андрей Попов и... начинающий актер Шакуров.

- Анатолий Смелянский писал, что в армейском театре, как это ни парадоксально, было легче работать, чем в театрах системы Минкульта. Так ли это?

- Дело в том, что ЦТСА подчинялся не Министерству культуры, а Министерству обороны. И если цензура Московского управления театрами была "профессионально заточенной", то генералы, если не видели крамолы в отношении армии, пьесы разрешали. Была такая парадоксальная ситуация, что именно армейский театр первым поставил Александра Володина, Леонида Зорина, Иона Друце, пьесы которого запрещали даже на его родине, в Молдавии...

- Тем не менее, вам закрыли репетиции "Любови Яровой". Уж эта-то классика советской драматургии в чем провинилась перед генералами?

- Провинилась не "Любовь Яровая", а лично я. В тот момент не имело значения, какую пьесу закрыть. Просто на седьмом году работы в ЦТСА сложилась ситуация, при которой я был из театра изгнан.

- Но зато попали не куда-нибудь, а в Малый театр... Говорят, что на первой же репетиции в этом театре вы умудрились озадачить самого Игоря Ильинского...

- Это было на одной из первых репетиций пьесы Сухово- Кобылина "Свадьба Кречинского". Игорь Владимирович меня действительно прижал, интеллигентно говоря. По пьесе карточный шулер Расплюев, которого играл Ильинский, возвращается после очередного своего провала.

"А в чем я приношу карты?" - задал вопрос Ильинский, когда мы приступили к этой сцене. Я признался, что к такому вопросу не готов, попросил время на раздумье. Меня ведь учили, что, прежде всего, надо понять главное, что происходит в эпизоде.

"Нет, - заупрямился Ильинский, - я должен знать, где у меня карты".

А это был мой дебют в Малом театре, и я понял: надо что- то ему ответить. Я вообще-то готовился к работе тщательно, изучил ситуацию на Руси с шулерами, с игорными домами. И в какой-то книге прочитал, что шулерам вгоняли в задний проход кий - почти сажали на кол. И вот от этого родилась мысль, и я сказал Ильинскому:

"Вы хотите знать, где карты?"

"Да, - ответил он, - я иначе не буду дальше репетировать".

"В глотке у вас! Вы приходите и из глотки их достаете!".

Это был шок - для всех. Ильинский остановился, сказал: "Мне надо подумать" - и уехал. На следующий день мне говорят: "Ильинский заболел". Я за чистую монету его болезнь принял, а, оказывается, со мною в театре уже мысленно попрощались. Три дня Ильинский "болел", работа была на грани закрытия, но на четвертый день он пришел и сказал: "Я подумал и понял, что это очень интересно".

- Вы работали с актерами, мало сказать, знаменитыми - легендарными. Ильинский, Царев, Попов, Смоктуновский, Борисов... Было ли что-то такое, что объединяло этих мастеров?

- Всех крупнейших артистов, с которыми мне приходилось работать, всех без исключения, отличали несколько моментов.

Это были очень дисциплинированные люди. Нельзя себе представить Борисова, проспавшего репетицию! Нельзя себе представить Михаила Ивановича Царева, опоздавшего на репетицию! У них было особое чувство ответственности, понимание того, что он не может, не имеет права "проляпать".

Это были удивительно тонкие люди...

У меня была одна-единственная совместная работа со Смоктуновским и Евстигнеевым. И по поводу одного, и по поводу другого ходили разные байки.

Показали как-то по телевидению интервью с Евстигнеевым, и сразу сложилось мнение: то ли он косноязычен, то ли попросту неумен. По меньшей мере, недалекий человек. О Смоктуновском тоже ходили байки, будто он кривляка, чуть что не так, начинает придуриваться и т. д. Я давно понял, что эти байки абсолютно не соответствуют истине.

Как очень большие артисты - лицедеи, как люди очень ранимые, как те, кто за несколько секунд способны были раскрыть нечто очень глубокое о человеческой жизни, они в повседневности, в быту часто отшучивались, валяли дурака.. Но, когда я встретился в работе с Евстигнеевым, я был поражен глубине его интуиции, ума. А Смоктуновский в начале 1970-х, когда еще в голову мало кому влетало осознание нашей страны как страны рабской (кроме разве что отъявленных диссидентов), так вот Смоктуновский во время нашей совместной прогулки сказал: "Леня, мы же рабы". Я помню, что даже остановился... Он тогда уже говорил о гибели царской фамилии то, что сейчас не болтает только ленивый. Смоктуновский как-то тихо сказал однажды, что Гаев (он репетировал эту роль в "Вишневом саде") был расстрелян вместе с царем. Это Смоктуновский мне говорил, а не я Смоктуновскому!

- Смоктуновский или Борисов сегодня безоговорочно признаются выдающимися мастерами. Чего не скажешь о Михаиле Цареве, с которым вы немало и успешно поработали. Мешает обилие его регалий, идеальная "вписанность" в Систему. А каким он был на самом деле?

- Да, сейчас легко и модно топтать прошлое. Модно говорить о Цареве, как о "прислужнике социализма", иронически относиться к его званию Героя Социалистического Труда, к тому, что он несколько десятилетий возглавлял Всероссийское театральное обществ (откуда его, в конце концов, фактически выгнали, не сказав даже "спасибо"). А я считаю, что это была очень крупная фигура. Безусловно, принадлежащая своему времени, безусловно, себя в этом времени нашедшая... Ненавижу "умных задним числом"!

- Мы наблюдаем такой парадокс: "время рабов" породило, тем не менее, огромное количество истинно масштабных личностей - и не только в искусстве, но в искусстве, в том числе театральном, особенно. А наше "время свободы" пока что мало чем может похвастать в этом плане. Чем это можно объяснить?

- А как вы можете разгадать такую тайну XIX века. Россия до 1861 года - крепостная страна. В то время как в Нидерландах парламент мог объявить королю, говоря по- нынешнему, импичмент, в России еще секут людей. Но в России в это время - Пушкин, Лермонтов, немного позже - Достоевский, Чехов.... Сопротивление рождает личностей. Энергия сопротивления...

А сейчас побеждают соблазны. В советское время тоже были соблазны. Например, вступить в партию и, будучи коммунистом, попытаться что-то "отхватить". Но разве можно сравнить тогдашние и теперешние соблазны?!

- Есть ли нынче актеры, хотя бы потенциально способные встать в один ряд с великанами прошлой эпохи?

- Актеры сами по себе не появляются! Они абсолютно связаны с жизнью, со Временем. А жизнь пока что не может востребовать подлинно трагическую фигуру. Даже Сахаров умер уже двадцать лет назад. А может ли Ходорковский стать символом сопротивления? Вряд ли. Народ не может увидеть в нем трагического героя.

Рассматривать отсутствие крупных, масштабных актерских личностей надо только в связи с жизнью. Жизнь потребует - они появятся.

Я, кстати, с вами не согласен, будто сегодня нет выдающихся артистов. Я считаю, что у нас есть несколько совершенно выдающихся актрис (актеров - в меньшей степени), раскрыться которым не дает репертуар плюс режиссура.

Ну, что могла бы сыграть Алиса Фрейндлих? Все! Могла бы она сыграть мать Кориолана в шекспировской трагедии? Могла бы! Могла бы она сыграть горьковскую Вассу Железнову - в трагедийном качестве? Могла бы! Вот только никто не будет ставить сегодня "Вассу Железнову", потому что это на хрен не нужно людям. Кто пойдет смотреть спектакль про Вассу Железнову?! Пойдут смотреть "Кресло №  13" - нынешнее "знамя" Московского художественного театра. В этом спектакле блестяще играют Миронов, Леонтьев, но разве можно их работы назвать выдающимися? Нет, ибо "Кресло №  13" все равно останется не более чем... креслом....

Выдающиеся, я считаю, актрисы Инна Чурикова, Марина Неелова... Но нужно, чтобы жизнь была таковой, чтобы они эту жизнь выразили! А жизнь такова, что идет борьба за деньги, за то, чтобы успеть расположиться во времени, обеспечить детей, внуков... Немножко другое время сейчас, другие задачи.

Беседу вел Александр ГАЛЯС.

Фото Татьяны ТЮХТИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья