Номер 10 (1499), 19.03.2020

Михаил Рыбак. Записки фоторепортера

Мы познакомились в штурманской рубке теплохода, где проходили практику курсанты высшей мореходки (теперь Морская академия) — будущие судоводители. В основном они выполняли обязанности рулевых матросов, но и учились прокладке курса корабля рядом со штатными вахтенными штурманами. Периодически выходили в рейсы и тогда "на полном серьезе" стояли вахты — в роли и штурманов, и рулевых матросов.

Привлекал внимание худощавый черноволосый курсант с пытливыми умными глазами, размеренными, рассчитанными движениями. Через несколько месяцев вместе с другими выпускниками он выходил в море четвертым помощником капитана, а через несколько лет мы встретились уже как старые друзья на борту пассажирского теплохода "Литва", где способный молодой судоводитель был уже в должности второго помощника, да еще под началом знаменитого в те годы капитана Феликса Михайловича Дашкова, который был не только незаурядным судоводителем, исключительно эрудированным человеком, но и великолепным воспитателем экипажа, который по мере возможностей (притом что прежде всего, как и все капитаны, зависел от береговых кадровиков, имеющих свои, не всегда совпадающие с деловыми качествами расчеты) подбирал на все должности, а особенно судоводителей, наиболее способных, грамотных, трудолюбивых.

Вскоре после глубокой и суровой с точки зрения дисциплины школы Дашкова Николай Сопильняк в 33-летнем возрасте стал уже подменным капитаном. А когда Феликс Дашков принял на судоверфи и привел в Одессу теплоход "Белоруссия" — первый из серии комфортабельных пассажирских лайнеров нового поколения, его недавний ученик Николай Сопильняк стал капитаном купленного у английской судовладельческой компании огромного пассажирского турбохода, который в честь выдающегося вокалиста назвали "Леонид Собинов". В его экипаже было более 400 моряков, и около тысячи пассажиров могли разместиться в комфортабельных каютах. Так что ответственность капитана была велика, ибо, помимо судоводительских и многих других обязанностей, ему доверили самое дорогое — человеческие жизни.

Отличный организатор, энергичный, контактный Николай Сопильняк создал в экипаже кружки художественной самодеятельности, спортивные секции. Во время рейсов, круизов следил за тем, как обслуживают пассажиров бортпроводницы, официанты, бармены, с шеф-поваром обсуждал меню и каждой службе не только высказывал свое мнение, но и вносил деловые предложения и всегда во всем требовал идеального порядка.

По своему профессиональному уровню в те времена Николай Николаевич входил как минимум в лучшую десятку капитанов пассажирского флота пароходства. Но, увы, времена для капитанов стали суровыми, ибо на руководящие должности города и области все чаще присылали из центра людей, далеких от Одессы, а тем более от дел морских, чуждых и безразличных ко всему местному. Прибыл однажды из столичного города Киева секретарь обкома партии М., курировавший промышленность, а заодно и морской флот, о котором не имел никакого понятия.

И невдомек ему было, почему в отличие от других тружеников моряки получают не только зарплату в рублях, но и во время рейсов всякие там доллары, чуждые коммунистической идеологии, и прочую инвалюту. Хотя сам (то ли через личного шофера, то ли через членов семьи) с удовольствием отоваривался в валютных и прочих магазинах закрытой торговой сети. Считая, что он на должности секретаря обкома имеет законное право пользоваться многочисленными льготами, недоступными простым смертным, товарищ М. не мог понять всей трудности морской службы, не интересовало его и то, что труд советских моряков оплачивался в десятки раз меньше, чем иностранных. Холеный, самоуверенный, он решил обуздать не в меру "богатых" мореходов и в том числе китобоев, которые по 8—9 месяцев не видели берега, уходя в длительные промысловые рейсы в далекую Антарктиду.

Вместо того, чтобы заниматься настоящим делом, принимать решения и меры для укрепления промышленности, секретарь М. (он, возможно, еще и сейчас сидит в удобном теплом кресле) интересовался, за чей счет капитаны устраивают приемы, угощают сигаретами (ему их, включая импортные, приносили бесплатно, и тогда никаких вопросов не возникало), подают кофе, да еще и с бутербродами или пирожными. Ах, у капитанов представительские! Ах, им нужно поддерживать контакты с фирмами! Так это, оказывается, принято во всем мире! Ну и что же, они там капиталисты, миллионеры, так пусть тратятся! А мы — совсем другое дело. И, представьте себе, человек с таким мышлением после Одесского обкома занимал еще более высокие должности в столице Украины, и всегда ему было уютно, беззаботно, ибо он номенклатура, а это не простое слово, а высокий оклад и личный автомобиль с водителем, шикарная квартира и государственная дача. И все это за счет нас, простых смертных.

По указанию секретаря М. всех моряков, которые выходили после рейса с судна на берег, уже после официального таможенного досмотра обыскивали (в полном смысле этого слова) сотрудники водно-транспортного отделения милиции. Однако во все времена (видимо, это была дань уважения) коробки, сумки, баулы с надписью "капитан" милицейскому обыску не подлежали. Но секретарь обкома М. дал указание тщательно обыскивать багаж капитанов. И, обнаружив в нем хотя бы бутылку импортного коньяка (чаще всего подаренного каким-нибудь фирмачом), раздували такое дело, что некоторым прекрасным капитанам дальнего плавания пришлось надолго оставаться на берегу с закрытой визой.

Гонения на капитанов нередко приводили к трагедиям. Так, обнаружив "контрабанду" (какую-то сотню шелковых женских косынок) в одном из дальних глубоких отсеков теплохода "Белоруссия" (не иначе это была точная наводка), немедленно закрыли визу (то есть лишили профессиональной работы) одному из лучших капитанов пароходства Феликсу Дашкову и удалили его с должности. Опальным оказался капитан высокой квалификации Александр Назаренко, который не понравился начальству, и в поисках работы он сначала вынужден был податься на Север, а оттуда буквально бежать (щупальца партийных чиновников были длинными и цепкими) в далекую Австралию, где и прервался преждевременно его жизненный путь.

Преуспевающий долгое время капитан Вадим Марков (это он на теплоходе "Армения" возил на деловую встречу генсека Хрущева, затем возглавлял советское морское агентство в Лондоне) попал с капитанского мостика погибшего "Адмирала Нахимова" на скамью подсудимых, хотя до сих пор сомнительна его вина, ибо его теплоход буквально протаранили на рейде Новороссийского порта, а Маркову вменили в вину, что он якобы в это время ушел с мостика в каюту знатного гостя. И провел Марков 7 лет (срок наполовину скостил президент Ельцин, ибо судил капитанов российский суд) в заключении.

Почему-то особенно трагично сложились судьбы многих высококлассных капитанов пассажирских теплоходов, у которых всегда была самая большая ответственность, хотя в отличие от капитанов грузовых судов их любя называли "белыми капитанами". Упал на капитанском мостике и уже не поднялся капитан высокой квалификации Лев Кравцов, а через короткое время такая же судьба постигла легендарного капитана Вадима Никитина. Все они жертвы системы и воплощавших ее в жизнь чиновников типа уже упомянутого секретаря обкома М.

Исключительно организованный, добропорядочный, подтянутый капитан Сопильняк был сердцем экипажа, его движущей силой. Он был доступен всем — от чифа (старшего помощника) и деда (стармеха) до рядового матроса, бортпроводницы, каждого члена экипажа. С Николаем Николаевичем советовались не только по служебным, но и по сугубо личным вопросам, ибо знали, что он доброжелателен и предан каждому, кто трудится на борту корабля. У иностранных туристов вызывало удивление, когда их обслуживали за обедом официантки, которые накануне вечером исполняли в концертной программе русские и украинские танцы, цыганские пляски, пели романсы, народные песни настолько мастерски, что их принимали за профессиональных артистов. А вечера отдыха на "Леониде Собинове" превращались в красочные веселые балы. И репертуар эстрадного оркестра не обходил вниманием капитан, потому что был он по-настоящему радушным, гостеприимным хозяином, заботившимся и об удобстве, и о настроении гостей. Такими же гостеприимными хозяевами на вечерах отдыха были свободные от вахты офицеры. Как и "мастер" (капитан), они приходили в музыкальный салон нарядные, как на праздник. Жил экипаж нелегкой трудовой, но и достаточно интересной жизнью.

В одном из круизов с туристами из Западной Германии (той, которая не была подвержена социалистическому режиму, а значит, более независимой и раскрепощенной) капитан с офицерами пришли в музыкальный салон в белых парадных мундирах. И, конечно же, был объявлен "белый танец". Безусловно, каждая дама хотела хоть один круг протанцевать с самим капитаном. После очередного танца, усадив даму в кресло, Николай Николаевич приземлился на рядом стоящий свободный стул. И две молодые немки захотели сфотографироваться с капитаном, для чего стремительно прыгнули ему на колени. А их же земляк-фотограф тут как тут. Вспыхнула вспышка, вторая, дамы смеются от радости, улыбается и капитан.

Только через несколько месяцев узнали, что фотограф был штатным сотрудником иллюстрированного мюнхенского журнала. Узнали, когда примерно через месяц после знаменательного вечера отдыха капитана Сопильняка срочно вызвали в Министерство морского флота СССР. И немедленно пригласили в политотдел. Неисправимые оптимисты думали, что капитана поблагодарят за удавшийся веселый круиз, который принес государству какое-то количество чистой валюты да еще сыграл роль в продлении контракта с одной из крупнейших западногерманских туристических фирм.

Однако все было совершенно не так. В политотделе великолепного капитана встретили без цветов и улыбок. Правда, предложили присесть. И без предисловий показали немецкий иллюстрированный журнал, в котором целый разворот с цветными фотографиями был посвящен веселому вечеру отдыха на турбоходе "Леонид Собинов". Но начинался этот красочный фоторассказ с первой страницы журнала, с его обложки, почти всю площадь которой занимала большая цветная фотография: капитан Сопильняк с двумя молодыми дамами на коленях. И три радостные приятные улыбки, которые могут вывести из грусти даже мумию.

Но журнал перелистывал и показывал Сопильняку живой человек, а именно один из секретарей политотдела министерства. Ему не чужда была улыбка, но настолько ироничная и злая, что впору было даже отважному капитану загрустить. Не таким был Николай Сопильняк. Он не чувствовал себя хоть в чем-нибудь виноватым и лишь улыбнулся своей искренней улыбкой.

— Как вам это нравится? — строго спросил хозяин кабинета. — А еще улыбаетесь, как мальчишка...

— А что здесь особенного? Был вечер отдыха...

— Вам это нравится? — строго спросил политработник, тыкая пальцем в фотографию на обложке журнала. — Но вы хоть понимаете, что все это аморально? Капитан советского теплохода, коммунист... и вдруг такой разврат зафиксирован, да еще в журнале опубликовано. Смотрите, мол, какие они, советские! Да еще и женщины, возможно, легкого поведения?

Николай Николаевич молча улыбался, а это еще больше раздражало компартийного блюстителя нравственности.

С тех пор пошло-поехало, ибо об этой "аморалке", конечно же, сообщили из министерства в пароходство. И теперь уже доставали капитана Сопильняка где только могли. Одной из моральных пыток было назначение капитана высокой квалификации подменным на стоящий месяцами у причала морвокзала научно-исследовательский теплоход "Космонавт Юрий Гагарин", с которого на время простоя почти весь экипаж, а тем более научные сотрудники, сошел на берег. То есть Сопильняк был практически сторожем большого корабля, хотя сторожем, размещавшимся в капитанской каюте. А незадолго до этого начальник пароходства распорядился срочно передать все полномочия на "Леониде Собинове" другому капитану. Да и того очень быстро "съели" из-за побега в Австралии молоденькой бортпроводницы. Раз сбежала, значит совсем никудышная была воспитательная работа среди членов экипажа, и в этом прежде всего виноват, конечно же, капитан. Хотя вполне возможно, что он и не знал эту девушку, недавно после окончания училища присланную на корабль.

Что же касается капитана Сопильняка, то при всей его выдержке, энергии, силе воли он на должности "корабельного сторожа" загрустил, а тут и болезни начали одолевать, ибо незаслуженная опала не может не отразиться даже на самом сильном человеческом организме. У недавнего жизнелюба, оптимиста лицо стало каким-то серым, взгляд — отрешенным. Болезни в сочетании с душевными ранами — это практически неизлечимо. Так бессердечно, со спокойной жестокостью убивали еще одного "белого капитана", и Николай Сопильняк ушел из жизни ровно за год до своего 50-летия.

Оба его сына, Сергей и Геннадий, тоже поступили в высшую мореходку и закончили ее с дипломами судоводителей. Оба уже отцы семейств, воспитывают внуков Николая Николаевича, которым так и не удалось увидеть своего дедушку.

О судьбах капитанов дальнего плавания можно рассказывать, писать бесконечно. И в основном эти судьбы по-настоящему трагичны, и не по вине морской стихии, а по вине самых непредвиденных сухопутных неурядиц.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья