Номер 4 (543), 26.01.2001

К оглавлению

ЗВЕЗДА ОДЕССЫ

Анатолий Карпенко-Русый. Олег, кто вы на сегодняшний день? Клоун, вы шут, шоумен, актер, лицедей, я даже извиняюсь, закоренелый джентльмен?

Олег Филимонов. Вы знаете, сам жанр передачи "Джентльмен-шоу" говорит о том, что я всего понемногу в этой передаче. Я и лицедей, и клоун частично, и шоумен, потому что я в этой передаче выполняю некие спикерские функции, я веду ее. Я разыгрываю анекдоты. Мы иногда даже снимали передачи с "Масками", и я там, наряду с другими клоунами, был клоуном. Вообще вопросы о чистоте жанра очень сложные. Будучи по образованию филологом, могу вам сразу сказать, что это достаточно спорный вопрос, невозможно определить, что это такое на самом деле, но эта передача существует на телевидении уже более десяти лет, что очень приятно: мы долгожители на телевизионном экране. Начинали ее на российском телевидении. Чуть более десяти лет назад вышли в первый день работы российского телевидения, мы начинали это телевидение. Тогда союзное ЦТ как бы уже распалось на российское и ЦТ.

А.К. Извините, вы соучредитель?

О.Ф. Я не соучредитель, к сожалению, но соучастник. Без дивидендов.

А.К. Вы, Олег, актерского образования не имеете, но поскольку находитесь на экране, скажем так, стабильно, постоянно, у вас есть стремления стать актером профессиональным? В кино, например, сняться - не в комедийном плане, а может быть...

О.Ф. Сыграть Гамлета? Телевидение - это не совсем искусство все-таки. Это больше технология, и я, человек, который проработал на телевидении более десяти лет, может быть, больше других это понимаю. Поэтому особых актерских амбиций у меня нет. Телевизионная органика ничего общего не имеет с театральной или с киноорганикой, хотя они близки с кино. И даже очень хороший артист театра, народный, не всегда может сыграть то, что играет телевизионный актер.

А.К. И наоборот?

О.Ф. И наоборот. То же самое относится и к эстраде. Мы очень много лет гастролируем, на эстраде совсем другие законы, чем законы театра или кино. Так что актерских амбиций у меня нет. Гамлета сыграть хочу, но, очевидно, в каком-то юмористическом ключе.

А.К. Ну, может быть, как у "Масок" есть шикарнейший спектакль "Ромео и Джульетта", так для Олега Филимонова поставят "Гамлета".

О.Ф. Может быть, я соглашусь.

А.К. Жванецкий как-то сказал, что он ушел из большого секса. А из большого юмора уйти можно?

О.Ф. Смотря что называть большим юмором. Думаю, что человек, который себя как бы по жизни причислил к этому, уже никогда отсюда не вырвется. Это, как трясина, засасывает и без этого жить очень тяжело. Поэтому мы делаем один телевизионный проект, второй, третий и все они в юмористическом жанре.

А.К. На месте не стоите. С какой стати, Олег, вы шутите над людьми? Может быть, вам, как личности, тесно в рамках приличий, и вы становитесь таким ярым, ярким высмеивателем чужих недостатков?

О.Ф. Сложно сказать, насколько вообще мы ярые высмеиватели...

А.К. Яркие!

О.Ф. Или яркие высмеиватели. Здесь же ситуация какая? В те годы, когда мы начинали - это восемьдесят шестой год, самое начало перестройки, - все было на полутонах. Как бы разрешили говорить, но все равно говорить было нельзя! Все было на грани, на эзоповом языке. Конечно, тогда те, кто мог говорить этим завуалированным стилем, вызывал восторг у людей, у зрителей, в залах. Мы собирали по восемь дворцов спорта. Представляете? Потом ситуация поменялась: разрешили говорить все! Вот все, что хочешь, ты можешь говорить со сцены, пожалуйста, с телеэкрана - практически, тоже.

А.К. И желтое, и черное, и голубое.

О.Ф. Совершенно верно. И вот вроде бы пропала острота. На самом деле она не пропала, просто акценты сместились. Если мы раньше как бы сатирическим жалом пытались кого-то уколоть, то сейчас мы делаем передачу в более юмористическом плане.

А.К. Если у человека нет чувства зрения или слуха, это явно инвалид. А если у человека нету чувства юмора?

О.Ф. Тогда беда! Я припоминаю один забавный случай. У нас были концерты очень много лет назад в городе Йошкар-Ола. Притом такие аншлаговые концерты, "биток" в зале, очень много людей. Идет первый концерт, и там очень смешные были номера, очень. Мы с Левинзоном разыгрывали интермедии, я исполнял куплеты отставного партийного работника, с гармошкой, в шляпе, такая пародия на Брежнева. Люкс. И везде это вызывало море восторга, везде хохот! Тут отрабатываем первый номер - в зале тихо, все напряженно слушают, сильно аплодируют по окончании номера, "браво" кричат, но хоть бы кто засмеялся. Единсвенный город в мире, где несут цветы на сцену - все класс, но никто не засмеялся!

А.К. Вы шутите легко, или ваши шутки представляют какую-то "опасность" для окружающих, для тех, над кем вы шутите?

О.Ф. У тех, над кем шутим, они наверняка вызывают некие опасения. Наверное, нет ничего более опасного для людей, считающих себя серьезными и значительными, чем оказаться в каком-то несерьезном контексте, и поэтому сатирики и юмористы - это люди, которых, в принципе, не любят.

А.К. В "Джентльмен-шоу" есть целая серия, посвященная анекдоту. В свое время это была десятка, потом пятерка. Это что - кризис жанра? В нашей жизни нет места даже для анекдота? Ведь пока народ смеется над собой, он здоров психически!

О.Ф. Это не кризис жанра, конечно же. Это телевизионная форма. Постепенно опыт нам подсказал, что говорящие головы в кадре - не совсем правильно с телевизионной точки зрения. Я стою и рассказываю десять анекдотов, ничего не происходит. К тому же из десяти не всегда все были хорошие, но мы старались, притом девять из них были написаны нами. И только на первом месте народный анекдот, потому что смешнее, чем народ, никто придумать не может. Чтобы оживить картину, решили поменять форму. Мы шутим: везде секвестр произошел, и у нас тоже.

А.К. Квинтэссенция анекдота прошлых времен выглядела так приблизительно: из ворот армянского радио вышел Василий Иванович, встретил Владимира Ильича и сказал: "Здравствуй, Хаим!" Что-нибудь подобное в наше время можно услышать?

О.Ф. Анекдот - это неубиенный жанр. Анекдоты вышли на телевидение, честно говоря, с нашей легкой руки. Мы первые, кто жанр анекдота как бы внедрил в телеэфир.

А.К. Подняли до уровня искусства?

О.Ф. Подняли до уровня телеэфира. Давайте со словом "искусство" по отношению к телевидению будем осторожны. Потом уже появилась блестящая передача "Белый попугай", потом "Эх, анекдот, анекдот!", "Городок" появился, где стали разыгрывать анекдоты, и т.д. "Крещатик угол Дерибасовской", мы принесли на украинское телевидение. В принципе, анекдот имеет право на существование.

А.К. Анекдот бывает блестящим и матовым. У вас что-нибудь эдакое есть?

О.Ф. Естественно, есть, но, пожалуй, это не для нашего интервью.

А.К. Согласен. Юморист и сатирик - это санитары общества?

О.Ф. Несомненно. В особенности сатирик, потому что юморист поднимает настроение, а сатирик заставляет задумываться над происходящим.

А.К. Вот некоторая сатира по поводу вышесказанного. В передаче "Крещатик угол Дерибасовской" было поровну киевлян и одесситов, потом остался один Филимонов, а сейчас там и Филимонова нет. Да, вообщем-то, и передачи нет.

О.Ф. B этом плане существует некая проблема. Мы придумали передачу, мы "пробили" ее на Интере, сделали как бы упаковку, то есть заставки и так далее, концепцию, синопсис, начали снимать. Снимали не мы - киевская сторона. И так получилось, что нас потихонечку, выдавили из этой передачи. Оа стала гораздо хуже. Не потому, что мы великие юмористы, а потому, что мы держали уровень, и телевизионный и смысловой.

А.К. Олег, Одесса - "босая царица"?

О.Ф. Ой, вы знаете, это больной вопрос!

А.К. Это самый больной вопрос в нашей беседе.

О.Ф. Я Одессу люблю очень. Если бы у меня спросили, где я хочу жить, из всех городов, где я побывал, а я побывал в огромном количестве городов, по всему миру, единственный город, в котором я хотел бы жить, - это Одесса! Это мой город, я его помню с младых ногтей, я жил в разных местах этого города, на Молдаванке, на Косвенной, жил возле табачной фабрики, на Пушкинской, на Гоголя в общем, менял дислокацию. Сейчас живу на Фонтане, а жил возле Привоза. Для меня всегда Одесса была квинтэссеция всего! В городе кое-что происходит, конечно, центр стал чище, веселее, и тем не менее мне жалко, что уходит тот народ, понимаете, уходит институт двора, когда во дворе все знали, кто, о чем думает, кто о чем говорит. Я выходил во двор, соседка могла сказать: "А ну, давай сядь, рибу покушай! Только шо нажарила бички". Могли дать подзатыльник если кто-то что-то не так сделал. По вечерам выносили патефон, заводили, танцевали, старики в "козла" забивали... К сожалению, сейчас этого практически уже нет, и мне жалко вот этого одесского духа пятидесятых-шестидесятых годов, когда люди жили беднее, но все были добрее.

А.К. Да, дух добра теряется. Наверное, наша задача попытаться сохранить его.

О.Ф. Будем стараться.

Анатолий КАРПЕНКО-РУСЫЙ.

Фото Михаила РЫБАКА.

К оглавлению	Вверх	Подшивка