К оглавлению

Джо ФРУМ

7. КАК ДОРЫНА ЖОПА СПАСЛА СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТА

(Перевод с английского)

Эту историю я знаю не только понаслышке - кое-что пришлось наблюдать лично.

Дору Лейбович уважала вся Мясоедовская. Судите сами: ни один мужчина от тринадцати до девяноста лет не проходил мимо Доры, чтобы не посмотреть ей вслед. И не зря: было что увидеть.

Женщины, как водится, не жалуют тех, на кого откровенно пялят глаза их мужья, братья или просто знакомые. Они обычно говорят: "Ну что в ней нашли?" И пошло: фигура - не та, лицо - как дуля, глаза - нахальные, ноги будто ходули, а самое главное такое, что вовсе охоту отбивает.

Мужчины, слушая пересуды, только снисходительно улыбались. Они знали: Дора лишь возбуждала желания. Многие считали, будто виной всему ее знаменитый на всю Молдаванку тухес (зад - яз. идиш. - Прим. пер.).

Иной одессит скажет: "Можно подумать, нашел, чем нас удивить". И будет прав: одессита трудно поразить, в том числе этим. Побродите в канун субботы по Привозу, и вы наткнетесь на такие, извините за выражение, "мандолины", каких ни в каком другом городе не сыскать.

Но разве можно сравнить тухес, который вы увидите, с тем, что имеет и чем, слава Богу, удачно пользуется наша Дора? Позвольте пример. Неподалеку от счастливой обладательницы необъятного тухеса живет исключительно богобоязненный и высокопорядочный реб Ицик Рубаха. Так, во всяком случае, говорит о нем вся Болгарская. В самом деле, когда бы вы ни пришли к нему домой, наш Ицик усердно изучает Тору; первым мчится в синагогу и последним оттуда возвращается. Его жена Рейза этим очень гордится; так, по крайней мере, она намекает своим соседям. Но совсем недавно случился неслыханный конфуз.

В субботу утром Ицик, как обычно, отправился Богу молиться. Все прихожане видели его сидящим в синагоге в ожидании начала службы. Как только молящиеся облачились в талит (молитвенное покрывало. - Прим. пер.), открыли соответствующую главу Торы, Ицик, в тот раз сидевший на крайней лавке, тихонько удалился.

Он быстро, несмотря на свои шестьдесят пять лет, направился на соседнюю улицу. Можно было подумать: с мадам Рейзой, не приведи Господи, что-то стряслось. Многие думали, что даже в этом случае боголюбивый реб Ицик отсидел бы положенное в синагоге.

А тут мчится старый еврей, придерживая одной рукой ермолку, чтобы не упала, держа в другой торбочку с молитвенными принадлежностями. Наконец он свернул во двор, проворно перелез через невысокую ограду и постучал в знакомую дверь. Через несколько минут на пороге показалась Дора. При виде реб Ицика она состроила такую гримасу, какую вам лучше никогда не встречать.

В этот момент из одной-единственной комнатушки вышел еще не совсем одетый Герш Кукиш, близко знавший достопотченного реб Ицика Рубаху...

Кто будет утверждать, что можно устоять перед соблазнительной Дорой? Наверное, все заклеймили бы позором - нет, не реб Ицика, а Дору, если бы не случай, потрясший весь город.

В одном дворе с мадам Лейбович уже долгие года живет Фейга Кисель, одна воспитывавшая своего сына. Даже близкие соседи толком не знали, где отец Мони. Одни говорили, что он умер от чахотки почти сразу после свадьбы; другие утверждали, будто давно Фейгу бросил; третьи шепотом доказывали: муж мадам Кисель - "политический" и потому сидит.

Как бы то ни было, Моня, едва познав азбуку и чуточку письмо, стал работать в типографии. Прошло несколько лет, и Мясоедовская вспомнила Моню Кисель, когда за какие-то прокламации он был арестован. В участке его продержали всего неделю, учитывая юный возраст. Домой Моню на двуколке привез квартальный Голопупенко.

Больше двух недель бедняга Моня лежал на животе, чуть слышно ойкая и стоная. Дора, добрая душа, помогала тете Фейге чем могла. В свободное от мужчин время она ходила к провизору за мазью, накладывала компрессы на худосочную попу незадачливого революционера, покупала на Привозе цыплят для юхеса (бульон - яз. идиш. - Прим. пер.).

Все проходит, зажили раны и у Мони. Ему бы остерегаться смутьянов, как огня; так нет. Несчастная тетя Фейга слезно умоляла Моню хотя бы на время оставить революцию другим. За Моней пришли среди бела дня, и как раз в то время, когда мадам Кисель фаршировала рыбу на шабат (суббота - яз. иврит. - Прим. пер.).

Фира Маргулис еще издали заметила квартального и двух молодых полицейских. Она догадалась, куда и зачем идут блюстители порядка, и быстро предупредила мадам Кисель.

Моня выскочил из своей квартиры в тот самый момент, когда полицейские вошли во двор. Однако Моня не растерялся и в мгновение ока залез в открытое окно комнаты, где жила известная нам Дора. Можно только догадываться, как встретил непрошеного гостя находившийся в горнице Герш Кукиш, но это не так важно. Дора, быстро оценив обстановку, решила любым способом задержать квартального и его сподручных и этим помочь Моне бежать.

Когда Голопупенко приблизился к невысокой ограде, он вдруг остолбенел. Из окна Дорыной комнаты высовывался во всей своей привлекательности огромный тухес. Квартальный начал интенсивно крутить правый ус, а один из его помощников приговаривал: "Оцэ жопа..."

А в это время Моня благополучно выбрался из окна кухни в соседний двор, пробежал метров сто и оказался в доме, где его спрятали. Надолго ли? Ведь не каждый день даже на Молдаванке приключается такая оказия.

К оглавлению	Вверх	Подшивка