К оглавлению

Михаил Рыбак Записки фоторепортера "РАБОТА ДЕЛАЕТ СВОБОДНЫМ" Огромные железные буквы венчают железные же ворота. Надпись, конечно же, на немецком, на языке "сверхчеловеков". Главные ворота возвели в Освенциме в 1940 году, когда по приказу Гиммлера юго-восточнее древней польской столицы Кракова оборудовали концлагерь на площади более 500 гектаров. С немецкой педантичностью в образцовом порядке расположили на этой территории 520 длинных деревянных бараков. Даже в середине 60-х оставшиеся бараки и двухрядный забор из колючей проволоки, через которую пропускали ток до 6 тысяч вольт, наводили ужас. В те жестокие военные годы сразу за воротами ранним утром оркестр узников исполнял бравурные марши для тех, кого гнали на работу, а вечером тот же оркестр встречал изможденных узников веселыми мелодиями. У главного входа сохранилось кирпичное здание солдатской казармы, перед которой выстраивали заключенных в любую погоду и по команде "аппель" они должны были стоять навытяжку без головных уборов. Однажды "аппель" длился 20 часов без перерыва. В блоке N 12 (блоке смерти) доктор Клаузер успешно испытывал газ "циклон В", а рядом с этим блоком у каменной стены дни и ночи звучали выстрелы - там расстреливали узников, таким образом навсегда освобождая их от работы и мученического существования. Однако большинство попадали в газовые камеры, куда людей буквально заталкивали и трамбовали так, что стояли они, прижавшись друг к другу, по 40 человек в маленькой клетушке. После того, конечно, как согласно "немецкому порядку" у каждого было изъято все, что может пригодиться Германии и ее народу. В послевоенные годы несколько бараков были превращены в своеобразный музей с весьма уникальными экспонатами. В одном бараке сохранились многоэтажные нары, в других - оформлены витрины с самыми разными предметами быта, и не только... Так, в длинном стоящем вдоль стены ящике, навалом набросаны женские волосы - длинные пряди и заплетенные косы, черные и рыжие, каштановые и цвета соломы, белокурые и совсем седые. В общем, 4 тонны волос (это те, что не успели отправить в "фатерланд"), срезанных у 140 тысяч женщин разных возрастов, стран, национальностей. Лагерное начальство продавало женские волосы предприятиям для набивки матрасов по цене всего-то 50 пфеннигов за один килограмм. В следующих витринах под стеклами - всевозможные очки, пенсне и даже монокли (у кого что было - брали все и все годилось), далее - залотые коронки и целые челюсти (их не успели из-за стремительного наступления советских войск отправить на переплавку), следующая витрина - детские туфельки, босоножки, ботиночки разных цветов, размеров,в том числе и самых меленьких. Далее - витрина, где собраны всевозможные щетки - платяные и сапожные, даже кисточки для бритья. Но это еще не все. В отдельном отсеке барака - оригинальные (а точнее, страшные) изделия (поделки) палачей. Вот настольная лампа с абажуром из человеческой кожи - даже татуировка сохранена для конкретизации (а впрочем, возможно, благодаря татуировке кто-нибудь из посетителей музея может узнать жертву - кого-нибудь из близких, знакомых). А вот еще одна "настольная лампа" - головка совсем малого ребенка с выколотыми глазами, раскрытым ртом, с вмонтированной внутри лампочкой, от патрона которой через горлышко протянут электрошнур с вилкой. На этом же столе - пепельница из человеческого (судя по размерам, детского) черепа. А вот и плетенка, сплетенная из полос человеческой кожи. Еще одна группа экспонатов - медные трубы духового оркестра, местами тронутые зеленью, несколько барабанов, на одном из которых натянута дубленая женская кожа, которая, как считали палачи-умельцы, придавала ударному инструменту особое звучание. Отдельное место в этом страшном музее занимает крематорий, его труба в те траурные годы постоянно дымила. Черной пастью зияет открытое жерло печи, перед которой застыла навеки тележка, отвозившая трупы в печь. По мере приближения к Освенциму советских войск все интенсивнее заметали следы своего варварства палачи. Тем не менее остались вдоль забора из колючей проволоки холмы над братскими могилами, и палачам оставалось лишь досадовать на недостаточную производительность печи крематория. Мы видели помещение псарни, где собаки, которых натравливали на людей, жили в лучших условиях, чем их жертвы. В кирпичном здании, в котором размещалось лагерное начальство, развернули экспозицию рисунков узников-варшавян Шивека и Брандкубера, сумевших в реалистичных рисунках, сделанных карандашом и углем, передать те страшные эпизоды из жизни узников, которые здравомыслящему человеку трудно себе представить. Правда, со временем обнаружили и немало документальных фотографий, авторами которых были сами палачи и фотосъемку они вели исключительно ради удовольствия. Познакомился тогда с одним из сотрудников страшного музея, бывшего узника Освенцима, Брониславом Бернадским, который показал оставшийся навсегда "сувенир" - выжженный лагерный номер на руке, ибо имен узников лишали в первый же день. Почти одновременно с нами посетила необычный музей большая группа молодых немцев из ФРГ (в то время было две Германии). Так вот, эти юноши и девушки приехали из Германии Западной. Кто-то из наших, владевший немецким, спросил у этих ребят, каково их впечатление. - Это коммунистическая пропаганда, - услышали в ответ. - Наши отцы и деды такого делать не могли, - и все дружно, не стесняясь даже стоявших рядом двух бывших узников, расхохотались. Четверть века спустя, будучи в Иерусалиме, я посетил всемирно известный музей Катастрофы. Там среди экспонатов особое место занимает Освенцим, где было уничтожено 4 миллиона человек. Экспонируются там и фотографии, сделанные фашистскими палачами в свое удовольствие. Пожалуй, самая "безобидная" - фотография, на которой изображен немецкий офицер, прижавший дуло пистолета к виску пожилой женщины. На втором плане трое хохочущих его приятелей - все в форме, с боевыми крестами - наградами. Рядом увеличенная почти до метра в ширину фотография, от которой всех бросает в дрожь. Главное действующее лицо (герой, если хотите), конечно же, молодой немецкий офицер при погонах и всех регалиях. Ухватив за ножку грудного младенца, он намеревается ударить его головкой о кирпичную стену. Композицию палача дополняет застывшее в ужасе женское лицо (очевидно, мать ребенка), а на втором плане - опыть-таки группа "поддержки" героя. Еще страшнее подумать, что подобные "фотосувениры" с оккупированных территорий солдаты и офицеры фюрера отправляли домой, видимо, и женам своим, и матерям. На черной мраморной плите золотятся буквы на иврите. Наш сопровождающий прочитал, а я затем под диктовку записал в блокнот: "Веникойен, домом лой никойен", что в переводе означает: "Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда." А позднее прочитал изречение Адольфа Гитлера: "Совесть - это еврейская выдумка". На снимке автора бывший узник Бронислав БЕРНАЦКИЙ.

К оглавлению	Вверх	Подшивка