К оглавлению

Геннадий Энн   ПИСЬМО ИЗ ЗОНЫ  (Окончание. Начало в N 25, 26.) Бежали из тех краев зэки и каторжане, поселенцы и "химики". Бежали в одиночку, но чаще по двое - по трое, иногда целыми бригадами, которые затем бродили по тайге, нередко до зубов вооруженные, разоряя зимовья и грабя лабазы. Оружие в тех охотничьих местах достать было - раз плюнуть, было бы желание. У местных гольдов и ульчей за водку или спирт можно было выманить не то что жену на ночь (ее в придачу давали), но и карабин, а то и автомат. Все зависело, как говорили в тех краях, "от полноты налитого стакана". Но из заключения чаще всего если бежали, то к родным местам - на Запад. Путь был один, по железной дороге, по "магистрали", а там - как повезет. Ибо на "железке" ходили по вагонам патрули, шмоная красную икру, манчжурскую анашу, пушнину и золото, жень-шень и прочие богатства Востока. А заодно отлавливали бичей и беглых. Так оно и шло. Мы же решили бежать не на запад, а на север, где нас никто не ждал. На восток уходить было нельзя - там океан, на юг - Китай, на север - Магадан... Подались в бега осенью. Расчет был добраться до Магадана, до реки Уртыбачкан, где в селе Харабырка у одного из нас, Коки-Якута, жил друг, дождаться весны и - в Америку. Все вроде бы реально, кроме одного - ударят морозы, не успеем - крышка. Зима ведь в колымских краях наступает за одну ночь... Но кто тогда об этом думал... Из понятных соображений я не буду описывать подробности нашего маршрута - быть может, он пригодится еще кому, а до Уртыбачкана мы все-таки добрались почти вовремя. Но в итоге забрели в такую глухомань, в которой, казалось, нога человеческая не ступала. Хмурые Охотские горы. Урочища темные, глушь, тайга на сопках. Четвертый день мы бродили по урочищам, в безлюдье, как на другой планете. А на пятый день в одном из распадков мы наткнулись на странную пещеру. Видимо, это было старое языческое капище. Эвенки, или как их здесь называют - орочи, устроили когда-то в пещере храм. Прямо возле входа в землю были врыты три черных резных столба с позеленевшими медными кольцами. Видно, к ним когда-то привязывали жертвенных оленей, а может, и людей. Мы вошли внутрь. Свет в капище падал через расселину в потолке и пучком лежал на каменном алтаре, медвежьих черепах и каменных жировниках. 2 Отблески огня плясали на стенах пещеры и хмурые орочские идолы угрюмо и злобно смотрели на нас из темноты, будто пророчили нам тысячу бед. Мы выпили спирта, поели и легли спать. Мне не спалось, я стал вспоминать свой город, детство. И так вдруг захотелось назад, в Комсомольск, в прокуренную грязную общагу... А в расселину в потолке уже сыпал снег, как бы давая понять, что нам - все, труба. Ползли по небритым щекам слезы, и в каком-то странном умиротворении я уснул, как будто забрало жизнь потустороннее орочское чудище... Проснулись мы от собачьего лая. - Выходи по одному! Руки за голову, и не дай Бог!.. Выходим на белый свет, на белый снег. Все кругом бело, а вокруг ребята в камуфляже с автоматами - то ли пограничники, то ли менты. Забирают древние ножи, одевают наручники, запихивают в вертолет. В вертолете усатый лейтенант показывает вниз: - Если бы не снег, хана вам, придурки. В таких пещерах люди или с ума сходят за ночь, или пропадают невесть куда, места плохие, одним словом - капища... Отвезли нас на вертолете в поселок Юсупово, оттуда - на самолете в город Магадан, оттуда - на паром и - в Ванино. При этапировании из Ванино в Хабаровск я снова бежал. Без документов и денег проехал весь Советский Союз и только весной, уже в Украине, в Полтаве, я получил свои пять лет строгого режима. Так началась моя полярная одиссея. И где меня только черти не носили! Сидел на Севере в Якутии, рубал камень в каменоломне на Кавказе, лес валил в Красноярске, собирал велосипеды в Харькове, плел рыбацкие сети в запорожской колонии. Теперь, когда ношу полосатую робу рецидивиста, пришло понимание ошибки. Пришло оно, по сути дела, уже давно, но в такой уж стране живем - здесь сидят в первый раз за дело, и то не всегда. А потом уже судят за то, что ты ранее судим, - и пошло так еще со времен Сталина... Ну вот и исписал десяток листов, вроде как на исповеди побывал. Прости за самодельный конверт, другого нет под рукой. А я пишу тебе, и пишется легко. До свидания, я жду твоих писем. Геннадий".

К оглавлению	Вверх	Подшивка