|
| К оглавлению |
|
Каждый из нас и сегодня может ощутить через гимнастерку каменистую насыпь окопа под палящим солнцем. Адский грохот боя, скрежет и лязг тяжелых машин с крестами на башнях. Ужас рукопашной схватки. Или ледяной страх жизни в окуппационной зоне - когда не знаешь, что с тобой будет завтра, под сапогом чужой и жестокой власти. Великая Отечественная война, хоть и закончилась полвека тому назад, но для нас она еще не стала историей - события, люди, эмоции тех дней живут и сегодня. И на той войне каждый из нас может вдруг оказаться в любую минуту - просто соприкоснувшись с воспоминаниями ее очевидцев...
ПОКА ЖИВЫ ИХ ЖЕНЫ И МАТЕРИ... Маламора Федора Дементьевна, 1914 года рождения: "Мы до войны жили в селе под Жашковом. В гражданскую на нашей улице махновцы в бою зарубали героя Александра Пархоменко. В те годы много мужиков в село не вернулось - кто в первую мировую погиб, кто за красных, кто за белых, кто за махновцев, - так мама рассказывала. А в Отечественную, помню, немцы у нас в селе стояли в клубе. Но у нас они не зверствовали, я потом их зверства только в кино видела. Помню, залезли солдаты к нам в сад, на вишню, а мама их - мокрой тряпкой пониже спины, потом по спине, гнала их аж до клуба, а там пожаловалась офицеру. Он и заставил ворюг ползать в пыли по дороге туда-сюда, до обеда они там ползали. Дисциплина! Ну, а потом, конечно, все позабирали: "Мамка, - сало, курка, яйка, млеко! Дафай-дафай! "Корову долго не трогали, потому что у нас на руках было четверо детей. Но корову потом наши съели - когда село освобождали. Съели и корову, и все что немцы не забрали. На здоровье, конечно. Только корову жалко - всю войну нас кормила..." Ткаченко Акулина Гавриловна, 1910 года рождения: "Мы с семьей до войны жили в небольшом городке в Киевской области. Помню голодовку в тридцатых годах - весной собирали на огородах жижу, которая осталась от прошлогодней картошки, а в самые тяжелые дни наша соседка съела своего квартиранта. Затем война, это было большое несчастье. Мы жили на окраине, и в 1942 году мимо нашего дома немцы стали уводить в лес евреев. Мой дядька ехал по той дороге на повозке и рассказывал, что когда первые из колонны уже заходили в лес, последние еще не вышли из города - а до леса было около трех километров, и шли они в колонне по три человека. Потом весь день и всю ночь их расстреливали, сбросили в ямы и залили известью - чтобы растворились кости, и никто потом не узнал, что там похоронены люди. Полицаи, которые помогали немцам, говорили, что еще два дня земля там шевелилась под ногами - видно, люди никак не могли умереть в могиле. Нескольким из несчастных все-таки удалось выбраться и они всегда потом приезжали в мае, в день расстерла, в Диброву - так называется этот лес до сих пор. Некоторые приезжали аж из Израиля, даже в советские времена. А в Диброве сейчас три могилы и похоронены в них десять тысяч человек. Еще помню, как на центральной площади немцы вешали партизан. А в сорок четвертом, поздней осенью, в нашем городке закончилась Корсунь-Шевченковская операция. Немцев окружили, и две наши армии встретились - рядом с нашей улицей. Было страшно, весь день вокруг все гудело, и мы весь день просидели в погребе. Когда стрельба стихла, вышли. Оказалось, что в доме снарядом разбило крышу. А недалеко от нашего дома застрелился командир: наши выехали с двух сторон кладбища, с одной стороны танки 1-й армии, с другой - 2-й, одни шли на английских машинах, было уже темно, и они друг друга не узнали. Командир дал приказ стрелять и поубивали своих, а когда все выяснилось, он зашел на кладбище и застрелился. На том месте и сегодня стоит танк на постаменте. говорят, тот, на котором и ехал сам командир... В войну было страшно - не доведи, Господь, еще кому пережить..." Материал подготовил Ян ЛИВСКИЙ. |
 |
 |
|
| К оглавлению | Вверх | Подшивка |