К оглавлению

Джо ФРУМ

Исаак деловито раздавал карты. В банке - полтинник. Сумма для ребят приличная. Жорка осознавал: играет на деньги небогатой вдовы, которая к тому же по возрасту годится ему в бабушки.

Сперва попалась шестерка, потом пришел валет, затем еще десятка. "Себе!", - скомандовал Жорка. Исаак сосредоточился, медленно и осторожно, точно змею, взял карту.

"Очко!" - заорал он. Первой картой у него был туз; потом опять туз. Жорка раскраснелся, вспотел. "Повезло ему или смахлевал?" - недоумевал он, внимательно проверяя карты.

Игра продолжалась. Ребята плотным кольцом окружили игроков, стараясь не шуметь. Через несколько минут Исаак не без сожаления произнес: "Жаль, но игра есть игра". У Жорки - ни гроша. Он молча сидел на траве у кладбищенской стены, потупив очи. Ему было стыдно и досадно. Вот если бы с кем "постукаться"? Он показал бы, почем фунт лиха. Что делать? Куда идти? Из оцепенения его вывел сторож, видно, издали наблюдавший за ребятами. "Ну что, дурак, облапошили тебя чернявые и носатые?" Жорка ничего не ответил, решив пойти к Менахему на Старорезничную.

Он рассказал все, как было. Старый еврей слушал внимательно, время от времени поглядывая на юнца. "Эх, шлимазл" (несчастный - яз. идиш. - Прим. пер.), - сказал Менахем, велев Жорке подождать.

Служка подошел к небольшой группе евреев и что-то стал им объяснять. До чуткого Жоркиного уха доносились: "А гиты инг" (хороший парень - яз. идиш. - Прим. пер.), "сукин сын", но это было сказано по-русски, "мамзерен" (незаконнорожденный - яз. идиш. - Прим. пер.) и очень часто слово "гелт" (деньги - яз. идиш. - Прим. пер.). Жорка улыбнулся, глядя на энергично жестикулирующего Менахема, пытавшего убедить прихожан синагоги. Бородатые мужчины говорили все вместе, практически не слушая друг друга. Шум усиливался. Издали казалось, будто почтенные отцы семейства, изрядно рассорившись, вот-вот начнут потасовку.

Однако Жорку не провести. Он знал характер этих людей, готовых расстаться с гривенником, предварительно поспорив на целковый.

Прошло немало времени, прежде чем к двери синагоги, где стоял в тревожном ожидании Жорка, вышел улыбающийся Менахем, в руках у него звенела груда монет. "Подставляй, гойчик, обе руки", - пошутил служка. На самом деле хватило одной жоркиной ладони. Пересчитав мелочь, парень ахнул: один рубль и еще сорок шесть копеек.

От радости Жорка забыл поблагодарить Менахема, потом вспомнил, вернулся, крепко пожал служке руку и сказал на прощание: "Зайн гизунт!" ("Будьте здоровы!" - яз. идиш. - Прим. пер.).

К счастью, Привоз - рядом. Самый разгар торговли. Огромный муравейник галдел, ругался, торговался, и все это на смеси русского, украинского и еврейского языков, не считая слов и выражений, понятных лишь привозным завсегдатаям.

На этом рынке Жорка чувствовал себя как рыба в воде и потому сперва помчался в рыбный ряд. А там морских и речных обитателей столько! Но более всего - бычков, кефалей, скумбрий... Вот, наконец, карпы, судаки. Надо их купить.

Солнце припекает. Неприятный запах усиливается. Легко торговаться. Жорка пальцем указал на увесистую рыбину.

"Пять копеек фунт". - "Давай за четыре". - "Сколько будешь брать?" Жорка подумал и сказал: "Десять фунтов..."

Прошло немного времени, и Жорка, груженый разнообразной снедью, возвращался на Костецкую. Сурка Рубинчик уже ждала его на улице. Волновалась, видно. Откуда ей знать, что и у него, нищего паренька с русской Слободки, - обычное "еврейское счастье".

Я всегда верил в интуицию. Она есть практически у всех, и наш "шабес-гой" - не исключение.

Воскресным утром Жорка решил навестить свою родительницу. Предчувствуя неладное, он быстро шагал к знакомой развалюхе. Отворив дверь комнаты, Жорка увидел лежащую на кровати мать. Следы тяжких побоев виднелись на ее теле. Лицо опухло. Она громко стонала, не могла есть; казалось, что скоро отойдет к праотцам.

Жорке стало жаль эту падшую женщину. Он старался не вспоминать об оскорблениях и побоях, которыми мать так щедро его награждала.

(Продолжение следует.)

К оглавлению	Вверх	Подшивка