В послевоенной табели о рангах средняя женская школа N 58 располагалась не на самом высоком месте. Хотя именно в те годы переживала в каком-то смысле свой "звездный час", так как занимала целых два этажа в роскошном здании на Соборной площади. На третьем этаже теснилась 121-я украинская школа, на четвертом - терзали инструменты ученики музыкальной школы им. Столярского.

Лет через 6-7 музыканты перебрались в поднятое из руин здание на Сабанеевом мосту. Ну а еще через несколько лет школу N 58 перевели на Кузнечную (Челюскинцев) и Тираспольскую в низкое, мрачноватое и непрезентабельное здание, в котором она располагалась еще до войны.

С той поры 121-я украинсккая школа (нынче гимназия) имени Яши Гордиенко безраздельно царствует на всех 4-х этажах. Но для меня на всю жизнь МОЕЙ ШКОЛОЙ осталось величественное здание на углу Толстого и Соборной площади, здание с высоким крыльцом, на ступенях которого меня запечатлел на фотографии знакомый мальчик, с тем самым крыльцом, на которое торжественно выходили встречать нас 1 сентября наши учителя.

Мне думается, что ранг школы часто определяется пробивными качествами директора. В 58-й ярких директоров не было, да и менялись они настолько часто, что в общем- то и не запомнились. Но учителя у нас были замечательные.

Наша ПЕРВАЯ - Александра Андреевна... Высокая, в строгом костюме... Спина прямая, как у балерины... Шопотом передавался слух, что она преподавала еще... в царской гимназии. Она нас учила труду (на уроках чтения, письма, арифметики, украинского, естествознания...), аккуратности, обязательности и... хорошим манерам. На принесенных из дома стульях и табуретках мы сидели прямо, локти на дощатые, покрашенные кто во что горазд столы не укладывали... А слово "нахалка", за которое спокойно, но строго была отчитана одна из наших девочек, обозвавшая так свою соседку по столу (парт в тот год еще нам не завезли), казалось верхом грубости.

В пятом классе нас под свое крыло приняли разные учителя.

Зоя Андреевна - молодая, красивая, нарядная... Наша грозная англичанка (одно время - классный руководитель). Мы ее очень боялись. Она проработала с нами всего 3 года, но и сегодня, когда я ее встречаю изредка возле ее дома на Преображенской, она помнит и знает почти все о большинстве наших "девочек". И сегодня она все еще красивая, изящная, уже не молодая, но и ни в коем случае не старуха. Возможно, потому, что мы для нее до сих пор ее дети.

Рувим Борисович Рубин. Длинный, худой, нервный (говорили о контузии на фронте). Его запавшие щеки покрывались красными пятнами, когда мы выводили его из себя. Но зато когда он бывал нами доволен, когда мы хорошо отвечали урок, когда могли разобрать по частям речи и членам предложения самую сложную фразу, он сидел сплетя на животе пальцы рук, кроме больших, которыми он покручивал один вокруг другого. А как он любил литературу! И как мы могли не полюбить ее вместе с ним? Он мог войти в класс, держа в руке хлыстик, молча подойти к столу и начать со свистом стегать его. Мы, оторопевшие, ждали. "Вот так пороли крестьян в крепостнической России," - говорил он, начиная тему "Тургенев". Никто с нами так не возился, как Рувим Борисович, и не только тогда, когда стал нашим классным. Никто не затевал с нами столько походов, и наш знаменитый драмкружок с ребятами из мужской 47-й школы тоже был его заслугой.

Глафира Ивановна, наша "географичка". Ее редкое имя соответствовало внешности сошедшей с пасхальной открытки, но уже не очень молодой красавицы в неизменном кружевном воротничке с брошью. Она увлекала нас в дальние страны, призывая на помощь детей капитана Гранта и других благородных героев Жюль Верна.

Надежда Дмитриевна - она преподавала нам историю древнего мира и средних веков. Сама похожая (по нашим представлениям) на древнюю египтянку, она переносила нас в мир "Маленького египетского мальчика", мир "Сыновей Тамери" или в туманные рассветы, которые мы встречали в Англии вместе с повстанцами "Джека Строу". С ней мы побывали и "На краю Ойкумены", и отражали нападения хищных животных вместе с Крэком - доисторическим мальчиком... И нашей наградой были не столько отличные оценки, сколько ежеднедельные чтения замечательных книг, оживлявших страницы истории.

Ее в "новой истории" сменила наша завуч - Дебора Борисовна Шпильберг. Она пользовалась безграничным уважением, и не только из-за того, что она уже очень стара, - в ее добром спокойствии чувствовалась некая гранитная непоколебимость. Жила она вместе с сестрой при школе. Ее часто навещали бывшие ученики. Они же проводили ее в последний путь.

Екатерина Кузьминична - худая, с обожженным лицом, не всегда справедливая. У меня во всяком случае были бы все основания обижаться на нее, если бы именно ей не была я обязана твердым знанием украинского языка, преподавание которого шло на такой же высоте, что и русского.

А математики! Первой у нас была Прасковья Максимовна. Стройная, со строгими чертами лица, с маленькими руками, которые завораживали, когда она, постукивая мелом, доказывала теорему. Она вместе с Евклидом развивала в нас логическое мышление, любовь к упорядоченности, к красоте математических построений и через них - к истине. Ее с 8- го класса сменил известный в Одессе учитель математики Александр Бенедиктович Колот. В математике он был бог, и хотя пытался сделать из нас хотя бы полубогов, но был настолько снисходителен, что признавал право на неудачу. Он так и говорил: "Жаль, но у тебя сегодня снова НЕУДАЧА. В следующий раз будь внимательнее". И ставил... "2".

И еще об одном учителе математики, да и не только математики, но и физики, и астрономии хочу я рассказать. Хотя преподавал он не у нас, а в 43-й мужской школе, но те девочки, что дружили с ребятами этой школы, могли смело считать себя его ученицами. Его методики были оригинальны, его шуточки годились лишь для мужской школы, но некоторые расходились по всему городу.

Ученику, начавшему свою работу словами: "Предположим, Земля вертится вокруг Солнца", Александр Степанович Высочанский писал: "Удивительно смелое и оригинальное предположение". Кстати, впоследствии этот мальчик закончил гидромет. За правильно решенную задачу Высочанский мог поставить "2", если к ней был сделан небрежный чертеж. Он говорил: "Вначале я хотел выставить "5", так как только гений мог решить задачу по такому чертежу, но потом сообразил, что на черновике чертеж был точен, и поставил за разгельдяйство "2".

Сейчас много говорят о необходимости реформировать систему образования. Меньше уделять внимания обучению наукам, а больше воспитанию гуманной личности. Подводятся теории, пишутся труды, привлекаются космические силы и т. д. На фестивале, посвященном педагогике XXI века, которая должна быть направлена на "раскрытие внутреннего потенциала души, ее возвышения и преображения", много говорилось о триединстве человек - вселенная - космос, о необходимости познавать себя как единицу мировоздания и т. д.

Педагогика, основанная на эзотерике... Боюсь, мои бедные, мои замечательные учителя и слова-то такого не слыхали, но не пренебрегая возможностью передать нам свои знания, сделать нас людьми образованными независимо от того, "какие социальные роли нам уготованы", они одновременно воспитывали в нас гуманность, правдивость, порядочность и т. д., словом, все то, что как нечто новое (правда, на высшем, космическом витке эволюционной спирали) ожидается от педагогики XXI века.

Впрочем, все новое - это хорошо забытое старое. Так вспомним же это старое вместе с ушедшими поколениями учителей, которые и без громких слов понимали, что "душа обязана трудиться" и беззаветно "сеяли разумное, доброе, вечное".

Елена КОЛТУНОВА.

К оглавлению номера

Подшивка

О газете