ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ МИХАИЛА ИВНИЦКОГО

Мы встречались с Михаилом Борисовичем множество раз, но беседовали - серьезно и подробно - трижды. Однако прикасаться к записям, сделанным по ходу этих бесед, как и ворошить газеты, в которых были опубликованы несколько наших интервью, рука не поднималась. Подтолкнул к этому разговор с Иосифом Райхельгаузом, известным театральным режиссером, руководителем популярного московского театра "Школа современной пьесы": едва речь зашла об Ивницком, Райхельгауз произнес вдохновенный монолог, в котором благодарность смешивалась с восхищением. Так говорят только о том, кто тебе не просто близок, а нечто большее...

И я решился "произвести раскопки" в своем архиве: увы, но больше никому и никогда Михаил Борисович Ивницкий интервью не даст...

- Вы помните свой первый спектакль?

- Я его никогда не забуду, естественно. Первый спектакль мой - "Дон Сезар де Базан" - поставлен в Русском театре, где я год работал декоратором. Почему так получилось, объясню.

После войны я поступил в Одесское художественное училище, но страшно увлекался театром, пропадал в опере, где познавал азы профессии театрального художника, и даже что-то вроде сценографии пытался изобразить в драматическом кружке, который работал в училище. Год работал декоратором в Русском театре, а потом меня отметили и предложили самостоятельно оформить спектакль.

Пьеса была красивая, костюмная, и я, будучи очень привязан к Оперному театру, оформил ее по-оперному. Неожиданно это было воспринято как открытие...

Я ведь начинал, не забывайте, в 1954-м, сразу после смерти Сталина, когда везде господствовал "соцреализм" и малейшее отклонение в сторону - в плане формы - считалось святотатством.

Я всегда считал и считаю, что искусство не может не быть реалистичным. Ведь так или иначе, но художник основывает свои впечатления на реальной жизни, на том, что его окружает. Другое дело, как это преломляется в его творчестве. Разговоры о "предметном" ил и "беспредметном" искусстве меня всегда смешили: на самом деле, все это не имеет никакого значения, а самое важное - что именно художник выражает и насколько искренне он это делает. Ну и, конечно, важен уровень мастерства...

- Вы начинали в пятьдесят четвертом, а уже в пятьдесят шестом случилась "оттепель": возник театр "Современник", в БДТ пришел Товстоногов, начал работать активно Эфрос и т. д. Как вы восприняли этот процесс?

- Сценография в Советском Союзе стала качественно изменяться где-то в начале шестидесятых. Для меня это был период "ломки" - трудный, а кое в чем и болезненный. Но, к счастью, я еще просто не успел обрасти штампами. Может быть, потому, что перед глазами все время были достойные примеры...

Мне повезло в том, что главным художником Русского театра был в то время Леон Альшиц - мастер большого плана. Он меня никогда не поучал: не знаю, может, щадил мое самолюбие, а скорее всего, интеллигентность не позволяла. Но когда я что-то делаю и возникает соблазн легких решений (скажем, на сцене достаточно пустить снежок из проектора - и аплодисменты обеспечены), то я представляю себе, что вот войдет в зал во время спектакля Альшиц - и не будет ли мне стыдно?

Как только возникли на сцене новые веяния, я стал пробовать, искать и оказался в водовороте, что ли, новых событий советской сценографии. А надо сказать, что советская сценография в 60-70-х годах котировалась в мире очень высоко, как искусство номер один.

- Какие спектакли были для вас переломными, особенно значимыми?

- Я сделал около 250 спектаклей, а вот если вы спросите, какие из них прошли ОТК временем - честно отвечу: мало. Двух рук хватить, чтобы перечислить.

Причем как ни странно, но качество драматургии особенного значения не имеет. Для меня в равной степени значимы такие серьезные постановки, как "Три мешка сорной пшеницы" в БДТ, "Эшелон" в "Современнике", "Поздняя серенада" и "Скрипач на крыше" в нашем Театре музкомедии, "Царь Федор Иоаннович" в Русском театре, так и французский фарс "Третья глава" или даже убогая по содержанию пьеса "Агент 00". О последней работе вообще стоит вспомнить особо, поскольку драматургический материал был более чем посредственны й, однако мне удалось создать спектакль "за пьесой". Я вообще всегда пытался делать спектакли как бы "за драматургией" - рассмотреть и выявить то, что не лежит на поверхности или даже то, что в пьесе (тем более плохой) просто отсутствует. И я убедился, ч то самые удачные решения приходят только в том случае, если удается найти вот это самое - "за пьесой"...

(Продолжение следует).

Запись Александра ГАЛЯСА.
Фото Михаила РЫБАКА.