Брайтон-Бич тоже стал связующим звеном между Америкой и Россией. Он стал
"малой землей" нашей иммиграции, плацдармом, за который она ухватилась, перед
тем как выплеснуться на американский материк. Можно ли сказать, что здесь
живет много одесситов? Вряд ли. Но в массовом сознании, видимо, роль такого
связующего звена могла быть дана только Одессе. Поэтому этот район и стал
"маленькой Одессой у моря", хотя здесь нет Оперного театра, Потемкинской
лестницы, "Привоза", Дерибасовской, Горсада с фонтаном и бронзовыми львами и
"Пассажа". Из многочисленных примет Одессы-большой есть лишь американский
аналог Приморского бульвара - бордвок. Сюда летними вечерами стекается
местная публика "подышать воздухом". "Подышать воздухом" - чисто одесское
выражение. Оно не предполагает один лишь дыхательный процесс. Иначе можно
было бы подумать, что помимо воздуха одесситы могут дышать чем-то еще.
Дышанье воздухом - это другое. Нарядно одетые люди в дорогих ювелирных
изделиях и домашних тапочках неторопливо прогуливаются вдоль моря. Ювелирные
изделия и наряды - это чтобы показать, что мы - "не вчера приехали в Одессу
на подножке". (Это еще один локализм). А домашние тапочки - поскольку
совершенно невыносимо носить на каблуках, в лаковой тесноте эти тучные тела,
любовно взращенные на крестьянской колбасе, буженине, дунайской селедке,
жареных бычках, отварной картошке в укропе, салате из помидор,
перцев и лука, кабачковой икре, на свежем хлебе со сливочным маслом, брынзе и
торте "наполеон" с компотом из персиков.
Еще на Брайтоне нет Бабеля, который бы воспел хоть то, что есть. Отсутствие
писателя бабелевского плана с одной стороны удивительно, с другой -
объяснимо.
Удивительно, поскольку на Брайтоне, по сообщениям американской прессы,
существует русская мафия. Действительно, иногда в промежутках между грохотом
ресторанного оркестра слышна стрельба, и мы не досчитываемся еще одного
нового американца, который не смог разобраться миром с коллегами по бизнесу.
Иными словами, экзотическая среда - налицо, пиши - не хочу. И не пишут.
Почему?
Когда хрущевская оттепель вернула нам "Одесские рассказы", бабелевские герои
- Беня Крик, Фроим Грач, Любка Казак и "полтора жида" Рувим Тартаковский
были отделены от читателя китайской стеной советского времени. Они громили,
убивали и обирали сограждан при царе Горохе. Они пополняли галерею
благородных разбойников, начинавшуюся с Робин Гуда и в отечественной
литературе продолженную Кирджали и Дубровским. В советское время их
историческая роль была просто благородна. Последним в серии симпатичных
литературных разбойников стал Остап Бендер. Он дограбил подпольного
миллионера Корейко, который был образчиком уродливой психологии стяжательства
из дореволюционного прошлого и дообманул всех, кого еще не успела
перевоспитать советская власть.
Одесские рассказы Бабеля написаны в начале 20-х годов. К этому времени Беня
Крик, грабивший Рувима Тартаковского, был именно таким Робин Гудом. Это так,
если только вспомнить портрет Тартаковского, написанный Бабелем в духе
политических карикатур Маяковского:
"...ни один еврей не мог вместить в себе столько дерзости и денег, сколько
было у Тартаковского. Ростом он был выше самого высокого городского в Одессе,
а весу имел больше, чем самая толстая еврейка".
Зато Беня Крик выглядит почти байроническим героем, с поправкой на то, что
его портрет писан нищим с одесского кладбища:
"Представьте себе на мгновенье, что вы... можете переночевать с русской
женщиной и русская женщина останется вами довольна. Вам двадцать пять лет.
Если бы к небу и земле были приделаны кольца, вы схватили бы эти кольца и
притянули бы небо к земле".
Но с уходом советской власти и возвращением в жизнь частной собственности,
частного предпринимательства и рэкета, оценка роли Робин Гудов в истории
меняется. Сегодня владельцы и работники брайтонских магазинов, ресторанов,
прачечных, химчисток, видеопрокатных пунктов и пунктов по ремонту часов,
обуви и одежды, возьми они в руки томик Бабеля, безусловно идентифицируют
себя не со щеголеватым налетчиком Беней Криком, а с владельцем 60 дойных
коров, который получил это незабываемое письмо:
"Мосье Эйхбаум, положите, прошу вас, завтра утром под ворота на Софийевскую,
17, двадцать тысяч рублей. Если вы этого не сделаете, так вас ждет такое, что
это не слыхано, и вся Одесса будет о вас говорит. С почтением, Беня Король".
Что последовало за письмом, которое осталось без ответа, тоже достойно
упоминания:
"Беня отбил замки у сарая и стал выводить коров по одной. Их ждал парень с
ножом. Он опрокидывал корову с одного удара и погружал нож в коровье сердце.
На земле, залитой кровью, расцвели факелы, как огненные розы, и загремели
выстрелы. Выстрелами Беня отгонял работниц, сбежавшихся к коровнику.(...) И
вот, когда шестая корова с предсмертным мычаньем упала к ногам Короля, -
тогда во двор в одних кальсонах выбежал Эйхбаум и спросил:
- Что с этого будет, Беня?
- Если у меня не будет денег - у вас не будет коров, мосье Эйхбаум. Это
дважды два.
- Зайди в помещение, Беня.
И в помещении они договорились. Зарезанные коровы были поделены ими пополам,
Эйхбауму была гарантирована неприкосновенность и выдано в том удостоверенье с
печатью".
В наши дни эта картина выглядит устрашающе реальной. В наши дни, чтобы
восхищаться литературным Беней, нужно быть либо самим Беней, либо человеком в
высшей степени безнравственным. Это - дважды два, как говорил наш
незабываемый биндюжник.
Вадим ЯРМОЛИНЕЦ.
Нью-Йорк.
К оглавлению номера | Подшивка | О газете |