Еще во времена движения по одесским улицам не трамваев, а конок мадам Шпенцер работала завхозом в еврейских школах для девочек. Одна из них находилась в старом здании нынешнего института связи, что на улице Попова, другая - напротив бывшего здания КГБ (извините за неприятные ассоциации - на Еврейской, третья) впрочем, не это главное. Самое главное то, что она была частью тогдашней одесской еврейской жизни, настоящей хранительницей семейного очага. Ее муж Михаил был космополитом, недаром он, будучи директором издательства "Матезис", увлеченно издавал переводные труды иностранных авторов по математике, физике, астрономии и т. д., мечтая об открытии собственной типографии. А их дочь Верочка грезила поэзией, Парижем... куда при первой же возможности и укатила, быстренько окрутившись с французским доктором. Впрочем, роман сей был скоротечен, как и предвидела мадам Шпенцер; однако дочь приехала уже в Одессу не Верочкой Шпенцер, а Верой Инбер, каковой вся Одесса и вся Россия, она же СССР, ее и узнала через несколько лет. В 1911 году наша одесситка начинает печататься, и в 1914 г. выходит первая книга стихов "Печальное вино".
Надо заметить, что и первая, и вторая мировая войны оставили свою трагическую печать на ее творчестве, однако об этом позже. А сейчас вернемся к истокам - к маме-Шпенцер. У нее в те годы случилась большая радость: в Одессу приехал ее племянник Левушка Бронштейн. Ну и что с того, что он больше говорил о какой-то мировой социалистической революции, чем за Одессу или за свою кузину-Веру, - все равно он такой был видный мальчик, а какой умный! Не знала еще мадам Шпенцер, в девичестве Бронштейн, что через каких-нибудь десяток лет он так ее огорчит, но - опять-таки "но" - до этого надо было, чтобы ее Миша наконец-то заимел свою вожделенную типографию в Стурдзовском переулке и там же поселился; чтобы его дочь выпустила еще один сборник стихов "Горькая услада " - 1917 г. "Ой, ты, доченька, как в воду глядела!" - возможно воскликнул он в году 1920-м, когда "после окончательного установления советской власти в Одессе" эта типография приказала долго жить.
Однако до того надо было, чтобы коллега дочки и поэт поэтов советских Володя Маяковский, как его называла Верочка, начертал на поэтических скрижалях: "...По улицам дули авто и трамы уже при социализме... " Вот тут-то для мадам Шпенцер-Бронштейн да и для Мили, что там говорить, наступит второе, самое большое в их жизни личное разочарование: родной племянник Левушка Бронштейн не захотел зайти к ним, посетив с военным эскортом Одессу-маму...
Муж утешал мадам Шпенцер - Бронштейн:
- Да ты посмотри, кто он и кто мы. -"... легендарный тридцативосьмилетний Лев Троцкий, получивший международную известность и завоевавший огромный авторитет... блестящий литератор... справедливо считавшийся одним из величайших ораторов эпохи..."
- А мне-то что, - вероятно возражала на это мадам Шпенцер - Бронштейн, - хоть он и такой-сякой, и даже Народный Комиссар, и даже если о нем песни поют...
А частушки о Троцком в те годы так-таки пели. Не кто иная, как моя матушка, в начале двадцатых годов, обретаясь в Минске, в одном из первых в Беларуси детских домов - прекрасном, благоустроенном, организованном, кстати, ее старшим братом Александром Мацкевичем, - в 1937 году его, как "польского шпиона", бывшего семинариста и офицера-колчаковца, посадят, и он отсидит до хрущевской "оттепели" - так пели они, тогдашние сиротки-подростки, буквально следующее:
Я в своей-то красоте
Оченно уверена:
Если Троцкий не возьмет,
Выйду за Чичерина.
А мы вновь возвращаемся в Одессу, к семейству Шпенцеров. Если у кузины Верочки в те времена и были какие-либо сожаления по поводу непоявления братца Левушки в доме, то позже, когда грянул страшный 37-й, она не раз, наверное, благодарила Бога за то, что этого не случилось. Ведь пришлось же ей в своей автобиографии отказаться от своих первых, "декадентских" стихов, как заблуждений юности. Все первые - одни из лучших - сборники, вплоть до "Бренных слов", сборника, изданного в 1922 году, - были ею преданы анафеме.
Итак: свою "подлинную писательскую биографию", говоря словами самой Веры Михайловны Шпенцер-Инбер, она вела с 1923 года. Ровно через 20 лет, в осажденном фашистами Ленинграде, она вступит в ряды ВКП(б) и напишет - действительно кровью сердца - свой знаменитый ленинградский дневник. Но и до прекрасных переводов поэзии Великого Кобзаря на русский язык, до всего этого была опять-таки Она - незабвенная Одесса-мама!
Анатоль ШАХЛИЕВИЧ.
| К оглавлению номера | Подшивка | О газете |