Правда, количество убийств было несравненно меньшим, и специалисты по их раскрытию в прокуратуре и милиции имели время для профессионального совершенствования. Сейчас положение совсем иное: успевай только регистрировать их и улучшай цифру раскрываемости оформлением бытовых убийств. Сосредоточиться на раскрытии неочевидного убийства, когда одно тут же сменяется другим, очень трудно. Не остается ни времени, ни душевных сил. До постоянной учебы ли тут? Отсюда, естественно, вытекает и недостаточный уровень профессионального мастерства. И степень ответственности раньше была другая.
Характерно то время было активным внедрением технических средств: следственных портфелей, судебной фотографии при осмотре места происшествия, использованием магнитофона при допросе. Все это я старался применять. Сейчас технические и научные методы работы продолжают развиваться. Но верным остается давнее правило: если не дано тебе стать следователем, ты им не станешь.
ДОПРОС ПРИ СВЕЧЕ
В квартире на Молдаванке была убита женщина. Одним сильнейшим ударом ножа в сердце, совершенно бескровно. Орудие убийства не нашли, да и вообще не за что было ухватиться.
Через некоторое время приглашают меня, молодого сотрудника прокуратуры, в областное управление внутренних дел. К тому времени я, кажется, и двух лет еще не проработал, но кое-что о моих психологических "выкрутасах" уже знали. Я, например, никогда не обманывал человека, которого допрашивал. У некоторых старших коллег это вызывало скептическую улыбку. Их советы я внимательно выслушивал, но свою генеральную линию на честность продолжал. И обращался, кстати, к подследственным только на "вы", что тоже было очень необычно.
Так вот, рассказывают мне в УВД, есть абсолютно надежные сведения, что убийство совершил некий Петренко (назовем его сейчас в газете под такой условной фамилией). И находится этот Петренко уже две недели в следственном изоляторе, но за разбойное нападение, совершенное в тот же вечер, но позже. Рецидивист, с рядом дерзких преступлений, словом, зверь. Сходи, мол, Малкин, к нему в тюрьму, поговори. Раскрутить, конечно, его не удастся, но о том, что мы знаем, что убил он, - скажи, посмотри реакцию.
Конечно, я тщательно изучил личность Петренко, прошлые дела, что он делал в последнее время, и нашел его ахиллесову пяту. Итак, приехал я в тюрьму, сидим с ним наедине. Как ни готовился я к встрече, впечатление все равно оказалось очень сильное. Действительно зверь, человек из совершенно другого мира, мира преступности. Вот он сидит: огромный, один глаз серый, другой - черный.
А я ему об убийстве толкую, не имея никаких доказательств! Называю число и время.
Он рассвирепел:
- Ты, начальник, дело мое посмотри, узнай, за что я здесь сижу! За грабеж меня взяли, за грабеж. Понял? Мокруху свою кому-то другому навешивай!
Петренко действительно меньше чем через час после убийства был задержан за грабеж (или разбойное нападение - это уже вопрос квалификации преступления) в центральном гастрономе на углу Советской армии и Дерибасовской. Странный, очень странный это был грабеж: при полном магазине народа он потребовал у кассира выручку, да и убегал потом так, словно хотел, чтобы люди поймали его до дверей. Грабеж - в то время, когда совершалось убийство, - алиби железное, тем более, что время убийства с точностью до получаса можно было и не установить, а улик против Петренко, которые годились бы для суда, повторюсь, не было.
Тут вдруг свет погас. Дежурный свечу принес. Петренко в свою камеру засобирался, но я неожиданно говорю:
- Будем продолжать допрос.
Петренко поразился:
- Ну, начальник, я вас зауважал. Беседуем дальше.
На "вы" значит перешел. Уже лучше. Инициативу я захватил, теперь нужно ее, как в шахматах, развивать. Я должен доказать сопернику, что сильнее, что как бы он ни старался - все равно проиграет. Он должен убедиться, что я все равно изобличу его, что буду использовать для этого все дозволенные законом средства. То, что я подследственных никогда не обманывал, конечно же, не исключал моих тактических хитростей. Но возможны были и взаимовыгодные компромиссы, тоже, естественно, находящиеся в законных рамках.
- Не убивал я никакой бабы. Сколько раз еще повторять?
- Поймите, Петренко, вам при сложившихся обстоятельствах выгоднее правду рассказать, чем молчать. С нашими доказательствами - хоть все следствие и суд молчите, но получите тогда по девяносто третьей за убийство при отягчающих обстоятельствах, а для рецидивиста это только высшая мера будет. Но, во-первых, могут быть смягчающие вашу вину обстоятельства, а суд о них не узнает без вашей помощи. И вполне возможно, что убийство будет признано без отягчающих обстоятельств, а девяносто четвертая статья смертной казни не предусматривает. Во-вторых, можем оформить явку с повинной по убийству, что, конечно же, учтет суд. Я пытался расположить человека к себе, чтобы он в своем одиночестве почувствовал во мне то единственное звено, которое связывает его с тем, другим миром, где остались маленькая дочь и жена.
Да, год назад, после последней отсидки Петренко женился, недавно родилась дочь. За все это время ни в чем дурном замечен не был. Рождение дочери потрясло его, у него появилась жизненная цель, родной человек, которого нужно оберегать. Готовясь к встрече, я узнал, с какой нежностью Петренко носил девочку на руках, в это время в нем ничего не оставалось от свирепого уголовника. Теперь он мог бы зажить по-человечески. И как же он сорвался на убийство?..
- Более того, если все пойдет нормально, я могу вам устроить свидание с женой и дочерью.
Петренко был ошеломлен.
- Что... Разве такое возможно?
- А почему бы и нет? Закон не запрещает свиданий во время следствия, хотя и не обязывает следователя их давать. Обхватив голову руками, Петренко надолго умолк. "Ай-а-ай, нехорошо как шантажировать человека ребенком", - может упрекнуть меня кто-то, уже позабывший, что убита женщина, а напротив сидит вероятный убийца. Жизнь ей уже не вернешь, но я обязан найти и изобличить убийцу. С другой стороны, я подталкиваю Петренко к спасению: ведь если мы добудем неоспоримые доказательства его вины, тогда и без признания подведем его под расстрел. В лучшем для него случае, если убийство не докажем, то на грабеже (с 8-летним максимальным сроком) не остановимся, а обязательно вытянем на разбойное нападение, за что ему как рецидивисту обеспечены максимальные 12 лет. А вдруг все-таки докажем убийство сами? Тогда расстрел неминуем. Нет, лучше получить по 94-й свои пятнадцать лет, зато быть уверенным, что не расстреляют. И я просто рад, что дал возможность этому человеку испытать много уже нежданных счастливых минут встречи с семьей, о которых он будет вспоминать все эти долгие годы за колючей проволокой.
Из-за чего же Петренко убил свою давнюю знакомую? В приговоре суда будет сказано, что в связи "с внезапно возникшей ссорой". Формально так и есть, но он мне говорил, что она его когда-то чем-то заразила, значит, отомстил? Однако убивать из-за этого через много лет, когда у тебя уже налажена жизнь? Сомневаюсь, хотя какая-то внезапная вспышка ярости могла привести к трагедии. В общем, тайну свою они унесли с собой, она - в могилу, он - в колонию. Петренко указал, что нож он выбросил за диван, в щель между обоями. Пришлось при понятых вскрывать пол. Там нож и оказался. Если не знать точного места, то не найти бы нам его никогда. Следы от рукоятки ножа совпадали со следами, оставленными на теле; на ноже оказались волокна от одежды потерпевшей. Отпечатки пальцев? Не знаю. Хоть и откатал я Петренко пальцы по его настоянию, но дактилоскопической экспертизы проводить не стал, доказательств и так хватало. И Петренко, дважды попадавшийся на отпечатках пальцев, очень ее не хотел (не захотел он и магнитофонной записи); у него, как и у других преступников его типа, было какое-то паническое преклонение перед "пальцами". Мне же это было ни к чему: отпечатки пальцев на рукоятке ножа вполне могли оказаться смазанными, нечеткими или по площади недостаточными для идентификации, что могло потом послужить толчком для подсудимого отказаться от признательных показаний, данных на предварительном следствии. Доказательств теперь, конечно, и так хватало, но зачем же лишние осложнения?
Свиданий с семьей у Петренко в прокуратуре было три. Одно я дал официальное, и еще дважды организовывал их встречи во время проведения следственных действий (постарался, конечно, чтобы помещение надежно охранялось). Интересно, что на место преступления я Петренко не выводил: людей мне давали мало и я от греха подальше, чтобы не искушать его побегом, решил это следственное действие не проводить. Зато потом мне пришлось сидеть в судебных заседаниях (обычно я в суд по делам, которые расследовал, не ходил) и своим присутствием "давить" на него морально. Постесняется, думаю, при мне отказываться от своих показаний на предварительном следствии. Все прошло нормально. Получил Петренко пятнадцать лет по 94-й. Больше о нем я не слышал.
Записал Борис ШТЕЙНБЕРГ.
Рисунок Алексея Костроменко
| К оглавлению номера | Подшивка | О газете |