-- Разные поводы бывают у режиссера, чтобы создать тот или иной спектакль. У меня всегда был один повод: мой личный отклик на пьесу. "Зацепит" она меня -хочется ставить спектакль.
"Трехгрошовая опера" "зацепила" ассоциативностью, ибо мир развивался по мудрому предвидению Брехта, хотя и такими темпами, на которые тот вряд ли рассчитывал. Брехт считал высшей точкой человеческого распада фашизм. Но сегодня оказалось, что фашизм -- только атом, который, в свою очередь, распадается на такие частицы, каждая из которых сулит конец человечеству.
Однако ставить Брехта, так сказать, в оригинале -- сегодня трудно. При всем уважении к автору, "Трехгрошовую" я не могу считать незыблемой классикой. В нынешнем мире она звучит несколько наивно, потому что изощренность того, что так беспокоило Брехта семьдесят лет тому назад, сейчас достигла апогея. И может случиться, что ставя Брехта так, как написано у него, мы в чем-то даже станем защищать преступный мир. Потому мы несколько изменили сюжет.
Кроме того, музыка Вайля, за исключением нескольких блестящих номеров, как мне кажется, -- нынче мертва. Потому мы привнесли в спектакль мелодии из других известных мюзиклов, а одесситка Инна Руди по мотивам Брехта сочинила к ним стихи. В общем, в спектакле, который, кстати, будет называться "Шоу "Трехгрошовая любовь", осталась брехтовская канва, но выражающая наше отношение к сегодняшней жизни.
-- В какой степени на вас повлиял знаменитый спектакль Владимира Машкова в театре "Сатирикон" с Константином Райкиным в главной роли?
-- Я спектакля не видел, хотя кое-что о нем слышал. Впрочем, если раньше мы жили по принципу: как в Москве, так должно быть и у нас, то пора приучить себя к мысли, что и у нас может быть не так, как в Москве. Лучше или хуже -иной вопрос, но -- по-иному.
-- Спектакль Машкова, уже судя по затраченным на него сотням миллионов рублей, изначально был рассчитан на сенсацию. Рассчитываете ли вы, что ваша работа станет сенсационной?
-- Мне кажется, что на сенсацию рассчитывают неудачники. Или дилетанты. Я же -- достаточно опытный человек, чтобы не полагаться на чудо. Поскольку я профессионал, то уровень конечного результата всегда более или менее представляю. А реакция зрителя настолько непредсказуема, что со всем своим сорокалетним режиссерским опытом я не могу понять: почему люди сегодня ходят в театр?
-- Может, по закону контраста: хочется забыть о своих проблемах и посмотреть на "красивую жизнь", полюбоваться, условно говоря, как пляшут канкан...
-- Пир во время чумы совершенно оболванивает общество. Как делать зрелище, не замечая, что достаточно опрятно одетые люди буквально оккупировали мусорники?! Я каждое утро выхожу из дома и вижу, что возле мусорников кто-то стоит -- явно не бомж, потому что украдкой заглядывает вовнутрь: что там есть. Украдкой -- это и есть самое страшное: значит, человек еще стесняется своего состояния, но вынужден... И в это время отплясывать канкан?! Правда, я говорю только о себе. Другие -- пляшут.
-- Почему, когда театр пытается осмыслить современные реалии, он обращается к классике? К Островскому, например. К тому же Брехту. Почему молчат драматурги-современники?
-- Александр Николаевич Островский, как бы резко он ни критиковал тогдашний строй, все же мог не опасаться за свою жизнь. А попробуйте сегодня написать пьесу, разоблачающую мафию и коррумпированность правительства! Доживет ли автор до премьеры -- большой вопрос.
Такую пьесу мог бы написать Александр Гельман, но его просто убили бы -- в назидание другим.
Это одна часть ответа. Вторая -- в том, что по причинам творческим создать выдающееся произведение "на злобу дня" очень и очень сложно.
-- Островскому удавалось...
-- Гении -- всегда исключение. Я все же думаю, что спустя некоторое время появятся достойные пьесы, анализирующие тонко и точно наше житие-бытие.
Беседу вел
Александр ГАЛЯС.
К оглавлению номера | Подшивка | О газете |